Буффало Билл и его приключения на Западе

Не было горна, его люди и так знали свой долг. Все поскакали галопом следом за Маккаллохом.

– Он уехал, и с ним мои лошади, – вздохнул Нат Перкинс, когда колонна скрылась из виду. – А Сал ускакала на самой лучшей. Дикие кошки, если я потеряю эту лошадь, то моё сердце не выдержит. Надеюсь, я её не потеряю. Но эта девчонка – просто сорвиголова!

Он вздохнул – не из-за дочери, которую мог больше не увидеть, а из-за стада. У него остались только самые плохие лошади.

– Если придут янки, они не должны знать, что здесь был Бен Маккаллох и что мы его накормили, а то не видать нам наших голов, – предупредил он своих домашних, которые столпились вокруг него. – На словах мы за Союз, или они изрежут нас на фарш. Эта война разорит таких честных людей, как я.

И старик снова вздохнул.

Глава 52.

«Ужасное слово „прощай“»

Армии Запада уже пришли в движение. Лайон, Кёртис, Зигель и – последний в списке, но не последний в военных умениях – генерал Карр вошли в Канзас и Миссури, чтобы задержать или остановить другие войска, которыми руководили Прайс, Ван Дорн, Маккаллох и Пайк^[29]. Генерал Фримонт, командующий Западным департаментом имел много времени на то, чтобы уладить дела. Из своей штаб-квартиры в Сент-Луисе он выпускал объявление за объявлением, но сейчас готовился к началу похода.

Во многом против их воли он удержал скаутов, которых отдал под начало Буффало Билла. Он объяснил это тем, что они будут полезнее, если останутся с ним.

Наконец для скаутов настал счастливый час. Однажды вечером Буффало Билл получил извещение, что он должен быть готов к выступлению утром следующего дня.

Скауты восприняли этот приказ с радостью и начали готовиться.

Если бы им приказали выступать не через несколько часов, а через двадцать минут, они были тоже успели. Они придерживались дисциплины и умеренного поведения. И эта дисциплина была их выбором, она была вызвана не правилами, но опытом, а также подражанием командиру.

В доме, где жили мать и сёстры Буффало Билла, не сильно обрадовались, когда узнали, что скауты уходят на рассвете. Но как бы вдова и её семья не любили тех, кто должен уезжать, они не стали их задерживать. Они выросли патриотами, патриотизм был частью их жизни.

Молчаливые и печальные, они помогали уложить вещи тем, кто уезжал. В последний вечер все друзья собрались на прощальный ужин.

За одним столом сидели мать, её сын и дочери-близняшки. Здесь же была Лу Лавальер со своим добрым отцом. Китти Малдун примостилась как можно ближе к храброму Джо и не отводила от него глаз.

Дикий Билл, во всём великолепии своего костюма из оленьей кожи, Фрэнк Старк, вежливый и тихий, чья скромность не уступала храбрости… Эти люди были достойны восхищения и гордости.

После ужина, когда Китти с добровольным помощником убирала со стола, все разделились на пары и начались тихие беседы.

Лу и наш герой разговаривали в одном углу, Фрэнк Старк и Лили – в другом, а добрая, милая Лотти пыталась заставить Дикого Билла посмеяться над сновидением, которое так глубоко засело в его мозгу.

Китти была молчаливее обычного, хотя Джо изо всех сил пытался развеселить её, чтобы скрыть настоящую печаль, которая переполняла его сердце.

Я не сомневаюсь в его храбрости и преданности, в его патриотизме. Но не было на свете любящего мужчины, который бросился бы из дома на поле сражения и оставил бы дорогое ему существо, не прошептав ему со слезами: прощай!

В таких случаях произносится много самых лучших, самых тёплых слов. Эти слова вспомнит человек, умирающий среди грохота битвы, и они смягчат его последнюю агонию. Эти слова освятят слёзы, которые будут омывать его почтенную могилу.

Но хватит нравоучений, иначе моих читателей сморит сон.

Мистер Лавальер и вдова обсуждали кампанию, как будто в их силах было её осуществить, а остальные почти беззвучно разговаривали, пока стрелки часов не произнесли, что уже двенадцать.

Этим сигналом нельзя было пренебречь. Людям, которые должны рано встать и скакать весь день, необходим ночной отдых.

– Мы можем попрощаться прямо сейчас, – сказал Билл. – Ещё до того, как свет разбудит тех, кто остаётся, мы будем в пути. Я же не очень люблю это ужасное слово «прощай». Всё, что я могу сказать: мы собираемся туда, где нужны, а когда мы перестанем быть нужны там, то вернёмся и снова будем радоваться. Так что не лейте слёз, но улыбнитесь, чтобы наши сердца стали сильнее. Надейтесь и молитесь, что мы останемся настоящими мужчинами, выполним свой долг и вернёмся невредимыми.

– Браво! Член Конгресса не произнёс бы лучшей речи, – сказал мистер Лавальер.

– Не знаю, сэр, почему вы сравнили меня с членом Конгресса, – со смехом сказал Билл. – Я не сделал ничего плохого, чтобы заслужить это звание. А что до речи… я знаю, я грубоват, но Лу скоро даст мне уроки, и я исправлюсь.

Банкир поднялся, чтобы уйти. Билл шепнул пару слов своей возлюбленной, и они остановили слёзы, которые брызнули было из её прекрасных глаз. Надежда, храбрая надежда – эта та сила, которая, поселяясь в сердце, останавливает поток печали.

Были произнесены напутственные слова. Добрая мать торжественно благословила молодых людей, и это благословение согревало их, когда они уходили, чтобы отдохнуть перед тем, как их призовут в седло.

Это была трогательная сцена. Она достойна кисти художника, а не моего грубого карандашного наброска.

Глава 53.

«Вперёд, ребята, рысью»

Женской части наших читателей будет интересно (хотя в таких вопросах не следует быть любопытным), если я скажу, что три пары наших героев обручились. Я не стану обижать читательниц перечислением имён, ибо скоро они узнают, кто это был. Я не верю в браки, если сердца не бьются в унисон.

В мире случилось слишком много горя из-за неправильных браков, чтобы я каким-то образом их одобрял.

Солнце позолотило шпили и купола Сент-Луиса, когда Билл и его скауты бросили прощальный взгляд на город.

Было сказано мало слов. Но, несомненно, один человек в отряде думал о том, что он смотрит на город в последний раз.

– Вперёд, ребята, рысью. Нас не задерживают фургоны, и чем скорее мы примемся за работу, тем лучше. Хандру может разогнать только работа.

– Или виски, – сказал Дикий Билл с натужным смехом.

– Ты попал пальцем в небо, – серьёзно сказал Буффало Билл. – Я не знаток по части трезвого образа жизни. Но ты знаешь, и вы все знаете, что в одной бутылке рома больше драк, больше головной боли… да, больше головной боли, чем во всей воде, которая искрится под божественными солнечными лучами. И, ради своих дорогих братьев и сестёр, ради своей милой возлюбленной, которая суждена мне, я не собираюсь прикасаться к рому. Пусть течёт куда угодно, но только не мне в горло.

– Рад за тебя, Билл! Тебе есть ради чего жить, ты можешь позволить себе оставаться трезвым, – сказал его друг. – Это всё верно, что выпивка несёт горе и нам, и тем, кто нас любит. Но скоро мне придётся уйти, и перед тем, как я уйду, я напьюсь.