Бухта Анфиса
Шрифт:
— Молодец! Хватка у тебя есть.
— Я не подпишу этого, — пересохшими от волнения и негодования губами проговорил Артем.
И снова Агапов отмахнулся:
— Возьми вот этот второй экземпляр и перенеси в него нашу правку. Чтобы было твоей рукой, когда отдашь на машинку.
Артем понял, как он совершенно бессилен против Агапова, который силен именно тем, что слушает только то, что хочет услыхать, и пропускает мимо ушей всякие нежелательные слова. Может быть, именно в этом и заключается искусство газетчика? Молча взяв опозоренную рукопись, он потащился искать место, где бы он мог без помех продолжить свои невеселые мысли. Такого
Когда Артем, то с отчаянием, то впадая в прострацию, переносил во второй экземпляр рукописи ужасную правку Агапова, он был уверен, что способствует какому-то нечистому и нечестному делу: он чувствовал что-то вроде легкого презрения к Агапову и очень презирал себя за то, что ничем не возразил ему. Он сам попирал свои принципы — что может быть чудовищнее?
Но теперь было уже все равно. Он сдал изуродованную своей рукой рукопись на машинку, и скоро по редакции распространился слух о необычайной и даже жесткой требовательности к себе пока еще внештатного сотрудника. Требовательность? А может быть, просто неопытность? Так или иначе, парень в работе — зверь.
И еще одно известно: Агапов ходатайствует перед Никандрой о зачислении Артема в штат.
— Господи! — взволнованно возмущалась веселая толстушка. — Меня второй год не зачисляют. А тут месяца не прошло, и… пожалуйста!
Ничего этого Артем не знал — другое, очень серьезное дело захватило его. Сдав рукопись в машинное бюро и выяснив, что готова она будет только завтра утром, он отправился в буфет, надеясь в такой поздний час разве что на стакан остывшего чая и какую-нибудь завалявшуюся булочку. Странное чувство облегчения овладело им. Наверное, в таком состоянии находится боксер, потерпевший поражение: волнение, напряжение боя, шум толпы — все это кончилось, и теперь надо только как следует отдохнуть перед новыми боями. Впрочем, Артем не думал о новых боях, он просто хотел есть.
Из отдела последней полосы доносился бессмысленный смех главы отдела и негодующий голос веселой толстушки.
В буфете за столиком сидел Агапов и деловито поглощал тушеную капусту, запивая ее минеральной водой.
— Сосиски мы прозевали, остался один гарнир, — бодро сообщил он. — Присоединяйся.
Получив порцию капусты и бутылку воды, так как чаю тоже не осталось, Артем устроился за столиком напротив своего шефа. Но поесть он не успел — прибежала секретарша и позвала их обоих к редактору. Николай Борисович встретил их так, словно он был именинником, а они пришли с поздравлением и принесли дорогие подарки.
— Завертелось дело! — проговорил он.
Во-первых, как и предсказывал Михалев, появились отклики. А, во-вторых, чего не предполагал даже и Михалев, руководители треста не согласились с решением своего же парткома провести глубокую проверку всей работы треста. Но это уж они зарвались. Все равно их заставят.
Сообщив все это, Николай Борисович с необъяснимой живостью проговорил:
— Их-то заставят, но и нам достанется. Вот у меня письмо, подписанное управляющим стройтрестом: «В то время как по всему тресту развернулась широкая работа по выявлению скрытых резервов и экономному расходованию стройматериалов, как об этом уже сообщалось в вашей газете, всякие проверки только отвлекут силы от патриотического почина…» Ну и так далее.
Не понимая, отчего
это редактор так ликует, Артем промолчал. Но Агапов, кажется, понял:— А может быть, у них там и в самом деле не так уж из рук вон плохо? — Он взял письмо и начал его перечитывать.
— Вот это нам и надо знать и со всей очевидностью. Пока что надо самим побывать на стройках, посмотреть, собрать факты и доказательства. И я решил поручить это вам.
— Хорошо. — Артем вспыхнул и снова повторил: — Хорошо. Я постараюсь.
На лице редактора мелькнула какая-то особенно озорная улыбка, он взмахнул рукой:
— И еще я прикомандирую к вам одного очень сведущего человека. И, кажется, весьма расположенного к вам…
Агапов положил письмо на стол.
— Да, — сказал он, — сила!
— Михалев их пробьет, — отозвался редактор.
— Нет. Сомневаюсь.
— Почему?
— Вы знаете, что трест строит дом для своих работников?
— Ну и что? Дом-то плановый.
— Да, плановый. — Агапов нахмурился. — А расходы-то сверхплановые. Им утвердили дом на сорок квартир, а они отгрохали сто. А вы бы посмотрели, какая там отделочка! Паркет, кафель, лоджии…
— А Михалев знает?
— Весь город знает. Строят за счет экономии. Так утверждают в тресте.
Это верно. Артем вспомнил, что он тоже слыхал разговоры о строительстве какого-то необыкновенного дома, и только теперь догадался, для чего руководителям треста понадобилось доказать, какие они хорошие, какие экономные хозяева. Построили дом за счет экономии стройматериалов. Честь им и хвала!
— Но это же не экономия, — сказал он, — это дутые заявки.
— Что и требуется доказать! — воскликнул Николай Борисович и нажал кнопку звонка.
Вошла секретарша, редактор тихо что-то сказал ей. Она удивилась, понимающе поджав губы. Очень скоро дверь приоткрылась, и послышался встревоженный девичий голос: «Можно?» Появилась веселая толстушка, которую Артем считал опытной журналисткой и втайне побаивался.
— Садитесь, — сказал Николай Борисович с изысканной вежливостью. — По моим наблюдениям, вы в данный момент не очень загружены? Есть одно ответственное поручение. Ширяев вам скажет, какое. Словом, поступаете, как говорится, в его распоряжение.
Она удивленно взглянула на Артема, но, встретив ответный удивленный взгляд, слегка растерялась, что случалось с ней не часто.
— Есть. — Она на всякий случай улыбнулась.
— Вы почему не подаете заявление о зачислении в штат?
Вот тут она по-настоящему растерялась и, не зная, что сказать, только пожала плечами.
В коридоре веселая толстушка пришла в себя и для начала решила захватить инициативу. Взяв Артема под руку, она сообщила:
— Меня зовут, если вы не знаете, Милана. Прелестное имя, правда? А теперь вы мне расскажите, что все это значит? По всему ходу событий Никандра должен бы в два счета выгнать меня из редакции…
— Сам не знаю, — честно сознался Артем, чувствуя себя не очень-то ловко в качестве повелителя этой девы, которую он по простоте своей считал редакционной львицей. А он тогда кто? Укротитель, что ли?
— Кто-то из нас обалдел, — продолжала она.
Приняв это на свой счет, Артем пролепетал:
— Так все неожиданно…
— Я говорю про себя и про Никандру. После одного случая я думала — он меня выгонит. Но поскольку я отдана в ваше распоряжение, то хочу знать, что вы со мной намерены сделать?