Бухта командора
Шрифт:
Около здания аэропорта стояла маленькая фигурка в белой рубашке. Джосис! Он таки вернулся и пришел проводить меня!
Маленькая фигурка задрожала и раздвоилась. Получилось две белые точки. Они стремительно покатились назад, а потом вниз.
Под крылом самолета замелькала трава. Пронеслась дорога. На этот раз на ней не было автомашины с кинокамерой, похожей на пушку.
Где сейчас три неутомимых Дика? Снимают голубых гну в Серенгетти или плавают по Укереве, охотясь за коричневыми горбатыми крокодилами?
А где сейчас Нильс, последний искатель приключений
Дар-эс-Салам, освещенный желтыми утренними лучами солнца, отступал.
Город наклонился — на окно надвинулся океан. Он был синий и плоский. Задрожали, покатились прочь зеленые, окаймленные белыми пенными кольцами острова. Где-то среди них и мой остров…
Самолет повернул на северо-запад. Океан отступил. Началось Восточно-Африканское плоскогорье: кирпичная саванна, голубые ленточки рек, серые трещины дорог.
С севера уже ползли навстречу облака. Белое одеяло снова накрывало степь.
В том месте, где должна была стоять великая африканская гора, снова выпирал плоский, круглый камень. Вдруг облачное одеяло вокруг него взлохматилось и распалось. Там, где только что был белый холм, парила в воздухе вершина огромного погасшего вулкана.
— Килиманджаро! — пробормотал мой сосед-кениец. Он, видно, привык тут летать, гора его не интересовала, он достал из портфеля записную книжку и начал ее читать.
«Килиманджаро!»
Тонкое облачное кольцо лежало на вулканической вершине. Языки тумана спускались от него по склонам и заканчивались синими ручьями.
И вдруг я понял, что это не облака, а снег!
Снежный великан на экваторе! Это по его склонам поднимаются автомашины с туристами, а навстречу им из дождевых лесов неторопливо выходят стада слонов. Они расходятся, почти касаясь, слоны и автомобили, и только матери отводят хоботами в сторону от машин любознательных слонят.
Это здесь, в заповедных лесах, стоят хижины и люди живут, бескровно воюя со стадами прожорливых обезьян.
Облака пошли гуще, плотнее. Гора снова утонула в них.
Самолет уже летел над белой пустыней. Позади остались шумный Дар-эс-Салам, выжженная солнцем долина Нката, саванна и в ней древняя дорога на Багамойо. Уходил великий сложный материк, маленький кусочек которого я сумел увидеть, к жизни которого только прикоснулся.
Дар-эс-Салам — Ленинград
1974—1976, 1982 гг.
ОСЬМИНОГИ ЗА СТЕКЛОМ
Это было в Ленинграде хмурым летним днем, в огромном здании на берегу Невы…
Мальчик прошел мимо застекленных витрин с черепахами и змеями, остановился перед той, где на тонких проволочных нитях висели два причудливых осьминога. Они висели за слегка запыленным стеклом, растопырив щупальца, словно два пестрых зонтика, а за ними громоздились странные красные, бурые и желтые камни, похожие на деревья. Вымазанные яркими красками рыбки хороводили между ними.
«Коралловый риф и его обитатели», — было написано на табличке.
Мальчишкой, который часами пропадал в музее, был я сам.
Шли годы, многоцветный мир кораллов оставался для меня воспоминанием детства — камнями и животными за стеклом.
Я складывал в ящик письменного стола вырезки из газет, выписывал на аккуратные картонные карточки все, что читал о море и тропиках, смотрел кинофильмы. Я ждал встречи с чудом, которое называется «коралловый риф»…
КУБА — ОСТРОВ В ОКЕАНЕ
И вот наконец я стою на берегу океана и жадно смотрю на синюю, с неторопливыми волнами воду. Тускло просвечивает дно, берег покрыт острыми, клыкастыми камнями, между камней поблескивают лужи стоячей воды.
Справа и слева шумит раскаленный на солнце город: многоэтажные здания, улицы — реки асфальта, зелень бульваров, пестрые, как птицы, автомашины.
За моей спиной, в оконных решетках старинного испанского особняка гудел ветер.
Дому сто лет. Высокие потолки и толстые стены. Посередине закрытый дворик, кусочек голубого неба, две перистые пальмы, трава. Перед домом — бассейн: квадратная яма, вырубленная в скале. В ней, в непрозрачной зеленой воде, пуская пузыри, бродят ленивые рыбы.
— С вами поедет по стране Родольфо, — сказали кубинские товарищи, встречавшие меня на аэродроме. — Ихтиолог, учился в Советском Союзе. Поедете в кооператив к рыбакам. Аста луэго! До свидания!
И они ушли.
В углу комнаты валялись мой чемодан и спортивная сумка. Из сумки торчали ласты и кончик дыхательной трубки.
Риф начинался у самых окон дома. Он неудержимо звал к себе.
И ЭТО КОРАЛЛОВЫЙ РИФ?
Звонко шлепая ластами, я пересек дворик и спустился мимо бассейна к морю. Взяв в рот загубник, забрел в воду по пояс, лег и поплыл.
Серая, безжизненная пустыня расстилалась подо мной. Наклонное дно было все засыпано зеленовато-серой известковой пылью. Ямки, похожие на оспины, Мрачная, напоминающая фотоснимки лунной поверхности картина…
И ни одной рыбы.
Вот так риф, вот тебе и кораллы — великолепный сад под водой!
Наконец впереди мелькнул чей-то силуэт. Узкий и длинный, он возник на мгновение, прошел по краю каменистой пустыни и исчез, растворился в черно-голубой дали.
Кто это?
Я вспомнил рассказы про акул. Стало неуютно.
Один в этом царстве безжизненного камня, в мире без красок, без теней, без солнца.
Шевельнул ластами, перевернулся на бок, поплыл назад.
У самого берега, там, где входил в воду, увидел наконец живое существо.