Бухта Скорби

– У нас новая соперница! Претендентка на победу! – вопит Виктор.

Клемент хмурится, но не говорит ничего.

Я смотрю вверх на скалу и радуюсь, что надела растягивающиеся спортивные шорты для комфорта во время путешествия на машине, а не джинсовые. У меня вспотели ладони. Я вытираю их о футболку. Пока я чувствую некую смесь бурлящего внутри меня возбуждения и чувства вины. Я могу обманывать себя, будто делаю это ради Джека, но на самом деле мне просто требовалось оправдание, какой-то повод, чтобы снова начать действовать.

«Ты ничего не боишься», – сказала мне мама в тот первый раз, когда отвела меня на скалодром.

Вероятно, мне тогда было лет семь, и я никак не могла понять, что же она имела в виду. На мне была обвязка: специальное страховочное приспособление из веревки и некоего подобия конской сбруи. Если бы я свалилась, то повисла бы на веревке. Я все время по чему-то лазала, столько, сколько я себя помню: по деревьям, шведской стенке у нас в саду, книжному шкафу дома, когда мой брат закинул мою игрушку на его верх. И только через несколько лет я поняла, что некоторые люди боятся высоты. У меня такого страха не было никогда.

Моя семья иногда занималась болдерингом [27] – мы лазали по большим валунам без страховочной веревки, но при трудных подъемах внизу подкладывали страховочный мат. Для меня в этом не было ничего страшного – делов-то! Если у меня соскальзывала нога или я скатывалась с большого камня, я скорее смущалась и раздражалась, а не боялась. Я поднималась на ноги и предпринимала следующую попытку, нацеливаясь не повторять ту же ошибку.

«Скалолазание у нее в крови», – обычно говорила мама своим подругам. Она очень расстроилась, когда я променяла скалолазание на серфинг.

27

Название «болдеринг» происходит от английского слова «boulder», означающего «валун, глыба». Их высота при болдеринге должна быть в пределах от одного до восьми метров. – Прим. переводчика.

Я разминаю пальцы. Они у меня сильные, потому что я регулярно, по много часов в день работаю ими, а также ежедневно делаю специальные укрепляющие упражнения, но я толком никуда не лазала последние двадцать лет, и остальные группы мышц у меня давно не тренированы.

– Марш! – орет Виктор.

Я тянусь вверх к первым опорам для рук. Я едва их различаю в тусклом свете. Мои кроссовки недостаточно гибкие, и захват у них не такой, как у скальников, поэтому мне приходится глубоко впиваться в скалу носками. Вскоре мои конечности начинают работать как бы сами по себе. Мышечная память – великолепная вещь. У меня бывали клиенты, которые звонили мне в слезах, получив травму, – не из-за боли, а из-за того, что травма отбрасывала их назад. «Столько тренировок, и все зря!» Я говорю им, что не зря. Тело все запомнило.

Я не смотрю вниз и не думаю о том, как высоко нахожусь, я просто сосредотачиваюсь на том месте, до которого мне нужно добраться. Еще несколько метров вверх, затем вбок, к отметке.

Клемент лезет рядом со мной. Его отметка ниже моей, но правее. Я морщусь, когда он захватывает выступ рукой и подтягивается вверх. Это, вероятно, приносит ему боль. Его бицепсы напрягаются, но лицо не выражает никаких эмоций. Он словно заглушил их.

А мне нужно заглушить мысли о нем. Я тянусь вверх и касаюсь отметки. Приглушенные одобрительные возгласы от Микки и Скай. Мое тело работает на автопилоте, когда я ползу вбок. Победа не будет иметь для меня никакого значения – меня совершенно не волнует дежурство на кухне. Им стоит только попросить – и я это и так сделаю. Но я чувствую взгляды других на себе, очень хорошо чувствую. Я ненавижу себя за это, но мне нужно произвести на них впечатление.

Другие прыгали с этой высоты, но я понятия не имею, насколько глубоко внизу, поэтому я быстро спускаюсь вниз. Виктор кричит: вероятно, Клемент добрался до отметки. Он прыгнет сейчас в любую минуту, поэтому я разворачиваюсь и прыгаю, готовясь к встрече с водой. Она окутывает меня, словно холодная простыня. Я всплываю на поверхность и слышу радостные приветственные крики Микки и Джека. Скай кивает, когда я карабкаюсь назад по камням, и я чувствую, что она смотрит на меня другими глазами.

Она подходит ко мне.

– Что ты думаешь о нашей тренировке?

– Это было чертовски опасно, – говорю я.

Она улыбается.

– А мне показалось, что тебе понравилось. Ты надолго в Австралии? Что ты говорила про свой отпуск?

Я медлю.

– Я работаю на себя. Так что отпуск у меня – понятие растяжимое.

Вода заливает носки нашей обуви, она черная и блестящая.

– Может, тебе следует подумать о том, чтобы задержаться здесь подольше, – говорит Скай.

– Зачем?

– В этом мире есть два типа людей, Кенна. Если поставить их на верх скалы, с которой долго лететь до земли, ты увидишь разницу. Большинство попятится от края. А несколько подойдут поближе.

– Давай догадаюсь. Ты подойдешь поближе, – говорю я.

Скай жестом показывает на других членов группы, которые стоят у подножия скалы и обсуждают недавнее восхождение.

– Мы все подойдем поближе. Я не говорю, что таким человеком хорошо быть, что мы смелые. Ты можешь сказать, что мы глупые. У нас бывает больше травм, чем у других людей, и живем мы меньше. Мы живем напряженно, у нас другая скорость жизни. Если мы упадем и умрем, значит, так суждено. Мы не выбирали этот путь, точно так же, как люди из другой группы не выбирали осторожность. Мы такими родились.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Потому что я думаю, что ты одна из нас, Кенна.

Глава 16

Джек

Ощущения такие, словно кто-то воткнул мне в позвоночник вязальную спицу. Я пытаюсь вспомнить, сколько у меня осталось кодеина. Моя врачиха, сука, не выпишет ничего до следующего месяца, потому что предыдущая партия у меня так быстро закончилась.

«Есть опасность, что вы станете зависимым».

Слишком поздно об этом говорить, подруга.

Мне очень не нравится, когда другие видят меня в таком состоянии. Если бы они на самом деле все обо мне знали, то не захотели бы, чтобы я оставался здесь с ними. Делаем пометку в уме: больше не падать ни с каких скал. Но мне нужно делать то, что они.

По крайней мере, в том, что касается серфинга, я все еще держусь. Пока держусь. Серфинг – единственное, что у меня когда-либо хорошо получалось. Все ругаются из-за того, как я веду себя в воде, но если судить по нынешнему состоянию моей спины, любая волна может стать для меня последней.

В серфинг я попал благодаря отцу, но не так, как вы могли подумать. Он не был одним из тех отцов, которые толкают маленьких детей на волны на больших пенопластовых досках, а потом, после того как дети встают на ноги на доске, приветствуют их, хлопая открытыми ладонями по ладоням детей. Хотя, может, он это и делал, только я не был одним из тех детей, которых он толкал в воду.

Я никогда не видел своего отца. Когда я рос, я даже не знал, чем он занимался, – мама отказывалась говорить. Однажды моя тетя Карен проговорилась, что он был серфером. После этого я каждый день ходил после школы на пляж и проводил время после обеда, наблюдая за мужиками, катавшимися в том месте. Ведь я же его узнаю, правда? Увижу какое-то сходство? Отцы всех моих друзей в какой-то степени были на них похожи – те же волосы, глаза или нос. В том возрасте у меня были светлые, белесые волосы, а мама была брюнеткой, поэтому я решил, что мой отец должен быть блондином. Хотя половина мужчин у нас в округе была блондинами, и этот факт не очень-то сужал поиски.