Букашко

— Так я занесу? — со слезой в голосе произнес товарищ Гиппер.

— Ну…

— Пожалуйста… Я быстро!

Не встретив в моем взгляде решительного отказа, он просиял и метнулся к двери.

— Заносите, ребята, — крикнул он в коридор.

Тотчас в мой кабинет с трудом протиснулись четверо красноармейцев с носилками. Вместе с ними появился некий компактный, но, судя по всему, ужасно тяжелый предмет, прикрытый сверху попоной.

— Вот результаты моего творческого труда! — с гордостью сказал товарищ Гиппер. — Эту прелесть мне удалось изваять буквально за месяц. А все потому, что я успешно вжился в образ, честное слово, вжился. Мне удалось!

Я промолчал.

— Сдирайте! — приказал товарищ Гиппер.

Красноармейцы стащили попону…

Давно я не испытывал такого эмоционального потрясения. Скульптура, а это была именно скульптура, изображала здоровенного муравья неизвестной мне породы, гордо попирающего своими лапами поверженную тлю.

— Ну как?

— Усики как настоящие! — признался я.

Товарищ Гиппер просиял.

— Моя работа — есть всего лишь часть общесоюзной акции по пересмотру роли диких муравьев в прогрессивной жизни советского общества.

— Кто?.. Кто… — мне хотелось узнать, какому умнику пришла в голову столь чудовищная идея.

— Акцию возглавил лично товарищ А., - с воодушевлением заявил товарищ Гиппер. — Временный коллектив, состоящий из философов, научных работников, писателей, поэтов, художников, скульпторов и агитаторов из общества «Знание», готовы выполнить поставленную партией задачу — на высоком уровне вести пропаганду жизни здорового муравьиного поголовья!

Я застонал.

— Оставляю на ваш справедливый суд это произведение искусства. Понимаю, что для принятия окончательного решения вам понадобится время. Так что, не буду мешать. Останьтесь с моей скульптурой наедине, вызовете у себя чувство сопереживания, насладитесь грациозностью и функциональной целостностью отдельных частей муравьиного тела. От вашего решения будет зависеть, в каком месте нашего великого Союза ССР будет установлена пятиметровая бронзовая статуя муравья-победителя тлей, отлитая по данному образцу.

У меня не было слов.

Скульптор со своими подручными покинули мой кабинет. А я сидел, уставившись на скульптуру, и с грустью думал:

"Зачем я связался с этими погаными муравьями? Если рассудить серьезно — большей гадости и не найдешь!"

Но муравьи, конечно, были не виноваты. Мне ли не знать, что любое дело оказывается искореженным, если за него берутся мои кремлевские сослуживцы, какими бы прекрасными намерениями они ни руководствовались.

*

Через полчаса позвонил сам товарищ А..

— Это я тебе, Григорий, подарок сделал. Про муравьев твоих в ЦК словечко замолвил. Цени.

— Спасибо, конечно. Но я ничего не понял.

— Сейчас объясню. Партия поставила перед нами задачу — отыскать какое-нибудь животное, само существование которого подчеркивало бы огромное преимущество социализма над прочими формациями.

— Извините, не понял.

— Возьмем, например, муравьев.

— Зачем?

— Не перебивай… В истории партии появилось неприятное противоречие. При написании монографии "История Союза ССР с древнейших времен до конца ХIХ века" выяснилось, что появление марксизма каким-то образом связано с Карлом Марксом, у которого прописка — германская! Германский подданный, представляешь! Ничего себе подарочек!

— Ну? — не понял я.

— У него не оказалось русских корней!

— А вы разве не знали?

— Мне в свое время показалось странным, что на первой странице «Капитала» было написано — перевод. Но я не придал этому значения… А вот враги — придали! Троцкисты об этом прямо пишут в своих газетках!

— А я, товарищ А., беспартийный, — на всякий случай напомнил я. — А потому участвовать во фракционной борьбе не могу.

Товарищ А. довольно засмеялся.

— Ошибаешься, Григорий! Ошибаешься!

И он подробно рассказал мне о потрясающей интеллектуальной операции, которую затеяли неутомимые идеологи партии. Решено было доказать, что Россия, а, следовательно, и Союз ССР, является наидревнейшим обществом в истории человечества. Уже объявлено, что прокоммунистически настроенные славяне бродили по свету задолго до появления питекантропов, англичан и тем более немцев пузатых. Для окончательного подтверждения столь жесткого заявления недоставало малого, — необходимо было срочно подыскать какое-нибудь полезное животное, которое бы олицетворяло непреходящие коммунистические ценности, заложенные в основу всего живого. Как бы самой природой, и при этом, чтобы Родиной этого полезного животного являлась бы именно Россия. В качестве зародыша Союза ССР. Без глупостей.

Я решил промолчать. Затеянное идеологическое нововведение по своему размаху явно превосходило назначения на должности героев гражданской войны. Впрочем, по моему мнению, было делом столь же бессмысленным и бесперспективным.

— Вижу, что ты потрясен! — товарищ А. был доволен. — Как сказал поэт: "Люблю я планов наших громадье"! И ведь ничего не возразишь, правда?

— Подождите, но при чем здесь я?

— А притом, что исполнилась твоя сокровенная мечта. Муравьи отныне официально объявляются главными революционно настроенными животными, носителями чистых коммунистических идеалов в фауну.

— Абсурд! — не выдержал я. — Неужели ЦК не смогло найти себе друзей повесомее?

— Иногда я просто отказываюсь тебя понимать, Григорий, — обиделся товарищ А. — Все тебе не так! Не ты ли часами просиживал вечерами, пытаясь написать правдивую монографию о жизни диких муравьев? Твоя любовь к этим полезным карапузикам наконец нашла понимание в ЦК. Цени. Впрочем, и сами муравьи постарались на славу. Их самоотверженность при свершении трудовых подвигов, склонность к бригадному подряду, завидная социальная организация, преданность заветам, подконтрольность сверху донизу, беспрекословное выполнение приказов вышестоящих товарищей, не могут не восхитить ценителей! Это же, если вдуматься, демократический централизм в действии. Нарочно не придумаешь!

— Ненавижу муравьев! — вырвалось у меня.

— А вот когда мы установим пятиметровую статую муравья, попирающего побежденную тлю, на Красной площади в Москве или на Дворцовой в Ленинграде, смотришь, любовь к тебе и вернется. Еще спасибо скажешь!

— Ненавижу муравьев! — решительно повторил я. — Лучше бы вы слонов для этого дела выбрали!

— Ну, слонов, так слонов. Мне без разницы! Капризным ты стал, как я посмотрю!

*

Я вернулся домой опустошенным и деморализованным. Кремлевские профессионалы вновь показали свою впечатляющий мозговой потенциал. Здравый смысл в очередной раз позорно проиграл. Лена, по обыкновению, встретила меня улыбкой. Но, наверное, меня подвели глаза, она немедленно почувствовала неладное.

— Что-то случилось? Мы опять попали в беду?

— Разве у них поймешь…

Лена налила мне стакан самогонки. Я выпил, обрадовавшись сладковатому обжигающему вкусу, показавшемуся мне неожиданно таким желанным. Должно же хоть что-то в этой жизни оставаться постоянным! Зачем я пообещал кремлевским жителям бессмертие? Кто тянул меня за язык? Неужели всерьез верил в то, что опять смогу извернуться? А если они получат свой товар? Боже мой…

— Да, — сказала Лена. — Звонил товарищ А… Просил передать, что через пару недель к тебе обратится за отзывом профессор Великосветский, он подготовил к защите докторскую диссертацию по теме: "Россия — Родина слонов". Товарищ А. просил не придираться по пустякам и не слишком ругать этого Великосветского, поскольку работу свою тот написал по заказу ЦК.