Букет для улитки

Рюэ чиркнула пальцем по экрану, сменив кадр, и увидела пустынный пейзаж, где в компании смуглых парней милитаризованного вида стоял Хаш-Бакс рядом с другим небольшим грузовиком, на котором был опять реактивный миномет Nebelwerfer.

— Блин! Этот Хаш-Бакс торгует минометами, что ли?

— Вероятно, — ответил Штеллен, — у Хаш-Бакса нелегальное производство этих штук в Албании, на бывшей советской базе субмарин под городком Орикум.

— Значит, там делают не только большие арго-лодки, но и минометы — заметила она.

— Там много всего делают. Обрати внимание на девушку рядом с Хаш-Баксом. У нее характерный ручной пулемет висит через плечо. Тебе она напоминает кого-нибудь?

— Мне пулемет напоминает, — сказала Рюэ. — Это шестиствольный XM-556. Из такого пулемета 10 мая в Мюнхаузене расстрелян персонал виноградника, принадлежащего холдингу «Eltsen». Того виноградника, где жила улитка Помми, ныне уже эпическая.

— Верно. Жаки. Пулемет затем подброшен в багажник джипа, который перегонял Руди Ландрад. Настоящий Руди Ландрад. А теперь все же приглядись к девушке на фото.

Стажер-эксперт движением пальцев увеличила часть фото на экране и пригляделась.

— Мм… Она похожа на ту кушитку из племени Тебу, что угощала нас кофе в ходе переговоров с аль-Талаа.

— Верно. А еще на кого-нибудь она похожа?

— Даже не знаю… Хотя… Руди Ландрад на допросе говорил, что на перегон джипа его подрядила худая девушка, возможно, афроамериканка, ряженая мусульманкой.

— Вот!.. — Штеллен хлебнул пива. — Она подставила его и дала нам ложный след. А теперь смотри следующее фото.

— Где это, и кто этот дядька? — спросила она, глядя на очередное фото. Вроде, фото не содержало ничего интересного. Просто девушка (опять эта кушитка) и некий дядька, европеец-северянин, одетый в престижно-деловом стиле, обедают в ресторане где-то, вероятно, в Балтии или Скандинавии (судя по интерьеру).

— Это кафе в Копенгагене, — сказал Штеллен, — а дядька — Матти Пекконен, директор по развитию финской ФПГ «Solfo», конкурента холдинга «Eltsen». Встреча была 3 мая. Прошла неделя, и у холдинга Eltsen случились фатальные неприятности. Перед этим с одного из банковских счетов ФПГ «Solfo» переведено крупное пожертвование Музею Рыболовства в Орикуме. Вот так это работает.

Жаки Рюэ вернула ему смартфон и сердито прокомментировала:

— Топ-менеджеры всех мега-корпораций — грязные свиньи.

— Да, — лаконично согласился он.

— Вальтер, как ты размотал этот клубок?

— На самом деле, я размотал только малую часть этого клубка. Поль дал мне ниточку в рапорте о контактах по Неуму. Так я узнал про Орикум, заинтересовался, а затем еще выяснил, что Хаш-Бакс — хуррамит. Меня это насторожило. Впрочем, это не важно. Я объяснил: истина в этом деле не нужна уродам, которые платят нам. Если посмотреть формально, то после терактов в дата-центрах не осталось доказательств. Ведь в ткани цифрового мира теперь столько дыр, что целостность потеряна и концов не найти.

— Понятно… Вальтер, а что теперь вообще будет?

— Вообще будет то же, что и раньше. Европа продолжит тонуть в дерьме. СМИ скажут накатанную фразу: теперь это новая реальность. Так говорится каждый раз, когда наш условный Европейский дом проваливается на очередной дюйм в дерьмо. Нам говорят: теперь хроническая рецессия — это новая реальность. Нам говорят: теперь исламский терроризм — это новая реальность. Нам говорят: теперь парниковые налоги — это новая реальность. Нам говорят: теперь цензура в блогах — это новая реальность. 21 мая из-за теракта фатально пропало сколько-то петабайт информации в дата-центрах. У многих пропали деньги, они ведь цифровые. Нам говорят — это новая реальность. Завтра наши туповатые парламентарии подпишут договор с хуррамитами и аргонавтами. Это будет очередная новая реальность. Шоу будет продолжаться, пока условный дом не утонет в дерьме по самую крышу. Тогда кому-то придется что-то делать. Раньше — вряд ли.

Выдав такой монолог, бригад-генерал допил пиво, выкинул пустую жестянку, а затем, прикрывшись ладонью, чтобы солнце не слепило глаза, посмотрел в сторону одного из пирсов. Жаки из любопытства посмотрела туда же. Ничего особенного — отправка малого скоростного парома, груженого минимальными круглыми 18-футовыми арго-лодками нового класса «Колобок». Штеллен, не дожидаясь ее вопроса, пояснил:

— Первый рейс за Гибралтар, к островам Кабо-Верде, 5000 километров за три дня. Ты каталась на 18-футовой лодке по Адриатике, а эти аргонавты хотят жить на лодках в Атлантике чертовски долго. Им это больше по сердцу, чем Европейский дом.

— Вальтер, если хочешь мое мнение…

— Конечно, высказывайся.

— …то, — продолжила она, — в Адриатике я вместе с Аслауг и Юлианом участвовала в тестировании другой лодки: «Катацуморидако» 18x7 футов. И целью тест-драйва для Юлиана была разработка более обитаемой лодки, которая все-таки помещалась бы в стандартный контейнер TEU. Так он изобрел 18-футовые круглые лодки «Колобок». Юлиан признает: для комфортной жизни на море нужна лодка вдвое больше, однако аргонавты будут проводить в море на «Колобке» по пять дней максимум. Они станут путешествовать, вероятно, между островами Кабо-Верде и Канарскими, Азорскими, Бермудскими и Антильскими островами. Для таких круизов «Колобок» годится.

Штеллен подбросил на ладони очередную жестянку с пивом.

— Вероятно, мистер Зайз прав. Но дело не в том, сколько дней подряд эти ребята будут проводить на своей лодке. Дело в том, что они потеряны для дома. Я уже говорил, что аргонавтинг очень мало значит в общей статистике, но в секторальной статистике мы теряем тех, кем не следует разбрасываться. Известный факт: именно цивилизованные молодые люди падают в ксианзан и уходят в море.

— По-моему, — сказала Рюэ, — слово «цивилизованность» толком не определено.

— Это, — ответил Штеллен, — толком объяснил знакомый дознаватель из отдела уличной преступности. Цивилизованность — это когда не быкуют и не крысятничают.

— Жаргон, однако, у твоего знакомого… — проворчала она. — Хотя да, как-то так.

— Как-то так, — эхом отозвался бригад-генерал. — Позавчера у меня была видео-встреча с японским коллегой, также младшим генералом спецслужбы. Для Японии аргонавтинг превратился в критическую проблему, и там это сравнивают с karojisatsu.

— Вальтер, ты удивишься, но я вообще не знаю японского языка.

— Я переведу. Karojisatsu — суицид от перегруженности в офисе и дома. В группе риска покладистые работники, у которых ровные отношения с коллегами и с родными. Они довольно ответственные и совсем не амбициозные. Они просто делают свою работу и выполняют бытовые функции в семье. Но в какой-то момент вдруг убивают себя. В их последних сообщениях ключевые слова: «я устал» и «слишком сложно».

Возникла пауза. Стажер-эксперт покачала головой туда-сюда, затем задала вопрос:

— И что, по мнению японцев, падение в ксианзан — это суррогат прыжка с небоскреба?