Букет из двух нарциссов

Джордж был моим нелюбимцем. Почему? Потому что за неделю этот двенадцатилетний мальчик умудрялся обоссать четыре унитаза – в личном санузле и в туалетах рядом с кухней, у кабинета и при кинозале. Я бы на месте родителей уже давно обеспокоилась, что у ребенка то ли проблемы с координацией движений, то ли руки слабые. Иногда мне даже хотелось попросить французского папу дать Джорджу мастер-класс.

Мой бывший начальник любил говорить проштрафившимся сотрудникам, что те член двумя руками удержать не могут. Эх, помыл бы он хоть раз туалет, в котором и правда кто-то чего-то не удержал!

Это все мне предстояло пережить снова, но после получаса прослушивания передачи про пчел в компании мешка с землей, который заваливался на меня на резких поворотах, мне не терпелось начать прибираться.

Сьюзен выглядела взволнованной. Она явно куда-то собиралась.

– Где лучше начать уборку? – спросила я для затравки.

– Моя старшая дочь приехала из колледжа, она еще спит наверху, так что лучше начните с моей спальни. Я уезжаю по делам, к обеду вернусь. Если захотите есть, берите из холодильника и кладовки, что угодно.

Я загрузила холщовую сумку моющими средствами, взяла ведро и швабру и пошла в главную спальню или, как еще тут называют родительскую опочивальню, мастер-бедрум. Сумку я собирала тщательно: дом огромный, если что-то забудешь, не набегаешься. И так к каждой комнате и обратно вещи нужно было носить дважды: сначала сумку с химией и швабру с ведром, потом пылесос.

Обрадованная отсутствием хозяйки, я решила помыть пол, пока она не видит. Сьюзен настаивала на том, чтобы вместо мытья протирать деревянный пол сухой плоской шваброй с полиролью, но при таких площадях у меня к концу уборки на руках появлялись огромные волдыри. Обычной шваброй с водой и моющим средством получается, во-первых, намного чище, во-вторых, быстрее, а в-третьих, без волдырей. Поэтому я воспользовалась случаем и быстро прибралась в спальне.

Откровенно говоря, в этой спальне могли бы поместиться не только огромная кровать с десятком подушек, здоровый кожаный диван, комод и телевизор размером с футбольное поле, но и среднестатистическая российская «трешка». А в ванной и гардеробной при спальне – еще одна.

Чего только не было в этой ванной! И панорамные окна, и хрустальная люстра, и четыре бра, и унитаз с биде, и душевая кабина с золотыми стенами, и джакузи, не говоря уже о двух здоровенных тумбах с умывальниками. Сплошное великолепие. Особенно, если тебе не предстоит все это отмывать. Первые недели я себе чуть шею не сворачивала, когда пыталась с пола дотянуться до дна джакузи, чтобы насухо его протереть после мытья. Потом я догадалась кидать на дно полотенце, залезать в саму ванну и тогда уже сушить ее без риска для жизни.

Гардеробная, хоть и была намного больше, чем у Гавела, особого впечатления не производила. Точнее, продуманные системы хранения разного рода вещей были достойны интереса, а вот сами вещи не были ни суперстильными, ни шокирующе дорогими. Так, в основном масс-маркет, да еще немного одежды, которая в чеках американских магазинов фигурирует обычно как «одежда получше». Собственно, та же картина наблюдалась и в детских гардеробных. Косметикой в этом доме тоже пользовались не экстра-класса, у меня и то была дороже. Складывалось впечатление, будто на гигантский дом с отделкой «дорого-богато» (хрусталь, мрамор, позолота) денег хватило, а на начинку – уже не очень. Вот оно какое, скромное обаяние буржуазии.

К часу дня, отмыв мастер-бедрум, кабинет, музыкальную комнату, желтую гостиную с телевизором и примыкавшую к ней мини-кухню с баром, голубую гостиную для приемов, парадную столовую, две здоровых прихожих и маленькую прачечную, я оголодала и полезла в холодильник за йогуртом за четыре бакса. Ясное дело, я такой ем только в этом доме. На свои деньги я покупаю в магазине «Сэкономь много» только крахмальный, с красителями, по акции «Три банки за доллар».

Когда я доедала третью упаковку йогурта с ревенем и клубникой, закусывая его сыром и запивая молоком, пришли дети.

– Привет, ребята! – поприветствовала я их, но они меня проигнорировали.

Ага, в церковь каждую неделю ходят, подарочки беднякам собирают, а уборщице ответить им гордыня мешает! Ну-ну, ну-ну. Поправлю я вам еще подушечки, не помыв руки после уборки туалета!

Дети быстро рассосались по своим комнатам, а в кухню спустилась девушка, которую я раньше видела только на семейных фото. Еще по снимкам я сделала вывод, что старшая дочь Сьюзен не совсем здорова, и теперь это мнение только укрепилось. Она была бледной, под глазами залегли тени, а слабые руки спускались по бокам, как плети.

– Бриджет, – представилась девушка.

– Наталья.

– Может, сделать вам кофе или чай? – спросила Бриджет.

Хозяева домов часто предлагают мне напитки и сами их для меня готовят, но у Джексонов это было впервые.

– Не беспокойтесь, я уже пообедала.

Я собиралась помыть кухню и обычную, непарадную, столовую, чтобы на этом закончить уборку первого этажа, но вернувшаяся домой Сьюзен сказала, что будет готовить, и отправила меня наверх, благо дети выползли из своих комнат и спустились ей помогать.

Приведя в порядок все спальни, швейную комнату и большую прачечную на втором этаже, третий этаж с кинотеатром и все лестницы, я спустилась вниз. В простенькой столовой семья Джексонов уже вкушала ужин, и я, стараясь не шуметь, начала прибираться на кухне. Стены между кухней и столовой не было, поэтому я невольно стала свидетелем их разговора.

– О, я сегодня встретила Кена. Ему пятьдесят шесть лет, у него рак мозга, и представляете, он все еще жив! – воодушевленно сказала Сьюзен.

Я чуть тряпку от неожиданности не выронила, а вот все члены семьи явно разделяли ее энтузиазм. Они принялись задавать уточняющие вопросы о том, как же Кену удалось так долго удержаться на бренной земле.

Быстро закончив ужин, все разошлись по своим делам: Джек – в кабинет, а четверо младших детей – в церковь. За столом остались только Сьюзен и Бриджет. Мать, сидевшая напротив дочери, наклонилась к ней и взяла за руку.

– Знаешь, тебе нужно решить, какой опыт ты хочешь получить в оставшиеся годы. Если хочешь вернуться в колледж, когда тебе станет лучше, мы не будем возражать. Но не лучше ли провести это время здесь, с семьей и друзьями, с теми, кто тебя любит и всегда поддержит? – сказала Сьюзен теплым, немного дрожащим голосом.

– Я подумаю… – прошептала Бриджет.

– Если ты хочешь путешествовать или выйти замуж – скажи, мы с папой поможем тебе во всем, что от нас зависит.

– Я хочу, чтобы меня любили. Всю мою жизнь. До самой смерти.

– Мы тебя любим. Мы все тебя очень любим.

– Я не об этом… – Бриджет готова была заплакать. – Кому я такая нужна – некрасивая, слабая, да еще и жить мне осталось пять лет?

Матери ничего не оставалось, кроме как подойти к ней, прижать к себе и баюкать, как маленького ребенка. Мне было очень жаль Бриджет. Из всех детей в этой семье она была самой доброй и к тому же ничуть не надменной. Неужели и правда всегда уходят лучшие?