Букет красных роз

Встречаются по средам, а если Борису Павловичу позволяют обстоятельства, и в субботу, на квартире у Александра Михайловича Метлова. Тот года на полтора отбыл в Новосибирск добывать диссертацию по социологии.

— Нет, пока есть возможность, надо уходить в науку, убежденно говорил он Борису Павловичу и Вертелю, когда расписывали прощальную пульку. — Ну, еще профсоюзы ничего, а ведь на нашей советской работе да и на хозяйственной, партийной, сломать шею очень даже просто. А социология — это какой же умница ее выдумал! — минимум умственных затрат и, пожалуйста, жуй бутерброды с икрой!

… Встречи у них теперь проходят как-то по-семейному буднично, хотя Борис Павлович всегда приезжает с букетом цветов и бутылкой шампанского. Наталья Алексеевна добросовестно отвечает на его ласки, но, если спросить ее, любит ли она Бориса Павловича, то, скорее всего, ответ последует отрицательный. Иногда, правда, она вспоминает его прежние мальчишеские выходки, и ей становится чуть грустно, что сейчас Борис Павлович даже с ней наедине больше все-таки начальник главка и меньше — мужчина. Но бросать она его не собирается. Во-первых, Борис Павлович не подыскал ей еще подходящей работы — оставаться же Наталье Алексеевне в главке, это и он понял, только дразнить гусей. Во-вторых, Лене очень понравился санаторий и хорошо бы устроить его туда и на следующее лето. В-третьих, со Святославом Наталья Алексеевна твердо решила развестись, никого же больше у нее на примете нет, а мужика, как говорит Люба, иногда все-таки хочется.

Если же Борису Павловичу задать вопрос, как он относится к Наталье Алексеевне, то он, пожалуй, без колебаний ответит, что любит ее. Наверное потому, что искренне убежден: это его последняя любовь, а последней любви человек верен до конца. Тем не менее, своего предложения Наталье Алексеевне он не возобновляет, хотя жене, кажется, помогли чудо-таблетки, и она перестала заводить заупокойные разговоры, но спят по-прежнему они в разных комнатах.

Борис Павлович снова деловит, педантичен и официален, снова застегнут на все пуговицы. Он чуть постарел, но сослуживцы никак не вменяют это в вину Наталье Алексеевне, а объясняют исключительно постоянными корректировками планов, которые хоть у кого не один год жизни отнимут.

Пересуды в коллективе постепенно прекратились, потому как исчезли и поводы для них. Тамарочка-то знает, что пусть не такой, как прежде, но роман у ее начальника продолжается, однако сдерживает себя и, несмотря на титанические усилия Людмилы Михайловны разговорить ее, помалкивает. Командировку в молодую африканскую республику из-за происшедшей там переориентации руководства Тамарочкиному мужу отменили, и чемоданы пришлось распаковать.

1979 г.

Знайте наших

Дежурная медсестра Валентина Власова, в который уже раз перелистав журнал назначений, куда врачи их второго терапевтического отделения записывают, кому, какие и когда давать лекарства, отложила его в сторону и посмотрела на часы. Всего половина первого. Значит, ей торчать здесь еще целых восемь часов. Конечно, можно пойти в процедурную, где есть кушетка, и вздремнуть немного — все время быстрее бы пролетело. Но, во-первых, знает, не дадут заснуть мысли о дочке — когда уходила, температура у нее поднялась до тридцати семи и пяти, как-то она там, крохотулечка, следит ли за ней Зинаида? А, во-вторых, дежурным врачом сегодня Руфина Сергеевна, прозванная девчонками Стервозой за пакостное обыкновение уличать сестер и санитарок в нерадивости и «капать» на них главврачу. Когда Валентина начинала здесь работать, Руфина Сергеевна куда помягче была, а как пятьдесят пять в прошлом году стукнуло, прямо с цепи сорвалась, дня не может прожить, чтоб не донести на кого. Знать, боится, что на пенсию спровадят, вот и укрепляет авторитет у начальства. Если Стервоза «на вахте», то обязательно жди: раза три-четыре среди ночи заявится.

«А какой смысл торчать, как попка, всю ночь в коридоре? — думает Валентина. — Да еще сидишь спиной к палатам, дверь кто откроет, и то не увидишь, разве только окликнут. В нормальных больницах у каждой кровати кнопка вызова дежурной сестры, понадобилось что больному, нажал на кнопку, а в дежурке тут же звоночек звенит, и красная лампочка загорается под номером палаты, откуда сигнал поступил. Вот бы и у нас так сделать».

Только больница-то у них не обычная. Для медперсонала, действительно, порядки и правила здесь больничные, а для самих больных — санаторные. Сюда направляют тех, кто по сути уже вылечился, вроде как для закрепления результатов. Если же у кого случись вдруг обострение прежней болезни или какая новая серьезная хворь обнаружится, его тут же обратно в город отвозят. Говорят, что строили их больницу как санаторий (поэтому-то и сигнализацию в палаты не провели), и название уже ему дали — «Старый бор», только в последний момент, как это часто бывает, передумали. Так вот и появился «Загородный реабилитационный центр». Правда, официальное это название не прижилось. Хотя уже восемь лет действует центр, а больные да и медперсонал все промеж себя называют его «Старым бором».

Валентина улыбнулась, вспомнив, как в первое свое дежурство, когда она, окаменев от напряжения и ничего не соображая, сидела вот за этим же столиком, к ней подошла уборщица их пятого этажа Владимировна и неожиданно спросила:

— А знаешь, сестрица, почему нашу больницу прозывают «Старый бор»?

Валентина обрадовалась, что эта пожилая женщина с таким добрым, улыбчивым лицом завела с ней разговор. Может, хоть за беседой пропадет никак не отпускавший страх: вдруг на первом же дежурстве опозорюсь, перепутаю лекарства или не смогу банки поставить? И она, нарочно помолчав минуту, чтоб не обидеть Владимировну быстрым ответом на ее бесхитростный вопрос, будто сомневаясь, медленно сказала:

— Так, наверное, потому что сосны кругом растут. Да какие огромные они здесь — уж точно каждой больше ста лет.

— Так-то оно так, да не совсем, — лукаво подмигнула Владимировна, — а оттого «бор», что «шишек» у нас много, и не только сосновых, кедровые тоже попадаются. — Она кивнула в тот конец коридора, где размещались люксы, и после многозначительной паузы закончила. — Да, беда, «шишечки» наши больно старые, белочками давно вылущенные. От них ничего уж, поди, не произрастет.

Ну, Владимировна так учудит иногда, так учудит…

Что говорить, основной контингент больных у них на самом деле старики. Укрепляют здоровье, или, как они сами шутят, «реабилитируются», здесь настоящие и бывшие ответственные работники республиканских хозяйственных учреждений и их жены. За глаза они именуются «тещами», потому как, в отличие от своих мужей, в подавляющем большинстве своем покладистых и непривередливых, разве что порой чересчур словоохотливых, старухи сплошь и рядом стараются показать характер: по десять раз на дню гоняют сестер за врачом, чуть голова заболит, требуют, чтоб завтраки-обеды им в палату носили, поучают, как ставить компрессы, жалуются, что гудение пылесоса вызывает у них мигрень.

Этих «тещ» Валентина, что таить, тоже недолюбливает, а вот старичков жалеет. Да и как их не пожалеть. Просидели они, бедолаги, всю жизнь по кабинетам и теперь, будучи уже в преклонных годах, стараются наверстать упущенное по пять-шесть часов вышагивают по аллеям их соснового бора. Вон Леонид Иванович из первой до того доходился, что все пятки стер и теперь ему каждый вечер надо делать горячую содовую ванну для ног, а потом смазывать их облепиховым маслом. На одну эту процедуру полчаса ушло. А у нее десять палат — двадцать человек, и каждому что-то предписано. Сейчас, правда, девятнадцать, в восьмой один живет. И все равно — двоим горчичники ставила, «теще» из пятой — банки, та горчичники не признает, еще двоим компрессы…

Валентина снова взяла тетрадь назначений, еще раз проверила, не пропустила ли какой процедуры, не забыла ли кому микстуру отнести, удостоверилась, что все сделано полностью, и вернулась к прерванным мыслям.

… Вот и ходят и ходят старички, да только ходят не так, как надо бы. Им бы в лес по грибы или — речка рядом — рыбу поудить, а они разобьются по двое, но трое и семенят по асфальту от ворот до ворот, километры нахаживают (центральная аллея будто для удобства счета как раз пятьсот метров). И все о делах разговоры ведут. Валентина, когда на работу или с работы мимо них спешит, краем уха слышит: кому-то — вымолил — план скостили, где-то снова график сорвали, кого-то задвинули незаслуженно.