Бульдоги под ковром
Шрифт:
Капитан увидел на углу покосившегося деревянного дома с нависающим над улицей балконом вывеску менялы. Приостановился, не вынимая руки из кармана, расковырял упаковку, ногтем подцепил тонкий кружок. Медленно раскрыл перед глазами ладонь – а ну как наваждение, солнце напекло голову с голодухи? Но на ладони действительно поблескивала новенькая монета благородного темно-желтого цвета со знакомым чуть курносым профилем.
Усатый турок в феске долго прищелкивал языком, вертел монету, пробовал на зуб, кажется, даже обнюхивал. Потом быстро бросил в ящик и, что-то недовольно бормоча, вывалил на прилавок целую груду мятых и засаленных лир.
– Сколько? – спросил капитан. Турок опять залопотал.
– А,
На следующем углу, у старьевщика-черкеса, по-русски кое-как соображавшего, которому многие беженцы загоняли свои вещи, капитан сначала за пятнадцать лир (а за мои десять дал, скотина) купил неплохие наручные часы, а потом поманил торговца пальцем. Когда тот перегнулся через прилавок, Басманов сказал тихо, но значительно:
– Револьвер нужен. Русский. «Наган». С патронами. Понимаешь?
Черкес замахал руками, заклекотал гортанно, мешая русские, черкесские и турецкие слова. Капитан, не слушая, показал ему из кулака золотой. Старьевщик мгновенно успокоился и показал в ответ два пальца.
– Ты что, с ума сошел? Он до войны новый двенадцать рублей стоил, а сейчас этого добра… Червонец, или я пошел…
Черкес обежал прилавок и загородил выход из лавки.
– Есть, есть револьвер. Хороший, большой, сейчас показать будем.
Увидев товар, Басманов насмешливо сплюнул. Здоровенный, до белизны затертый полицейский «смит-вессон».
– Бери, хороший, как ружье бьет, довольный будешь… Патрон тоже много…
– Я сказал – «наган»! Нету – я пошел…
Или черкес не понимал в оружии, или действительно не располагал «наганами», но через полчаса азартного торга Басманов вышел из лавки с бельгийским «браунингом», второй номер, в заднем кармане брюк, оставив взамен червонец и еще десять лир.
Теперь он окончательно ощущал себя в своей тарелке. Не шваль беженская, а снова боевой офицер, с деньгами, под хмельком и при оружии.
Не зная, где придется ему ночевать уже завтра, он тем не менее заплатил греку за неделю вперед – «В карты выиграл, да?» – равнодушно спросил тот, принимая деньги, – и перенес свой вещмешок с веранды в крошечную, но с крепкой дверью каморку в мансарде, из полукруглого окна которой было видно море. Сверток с монетами он спрятал в щель за плинтусом – мало ли что может случиться в ночных портовых трущобах – и неторопливо, заложив руки за спину, словно не по грязному переулку, а по Дворцовой набережной, направился в «Казачий курень», где ежевечерне собирались для тоскливого «веселья» и обмена информацией такие же, как он, «обломки великой империи».
Через час в отгороженном грязноватыми занавесками «отдельном кабинете» он, потребовав вместо вечной рыбы глазунью с колбасой, разливал по стаканам рыжий контрабандный коньяк и начинал осторожный разговор с двумя полузнакомыми поручиками-дроздовцами, ошалевшими от неожиданной щедрости Басманова. Теперь уже он выступал в роли графа Монте-Кристо…
Поручики эти сумели устроиться на работу по разоружению и демонтажу береговых батарей и по десять часов в сутки вытаскивали из погребов, протирали, смазывали и паковали в ящики одиннадцатидюймовые снаряды. Платили им по три лиры в день, а сама работа успела смертельно надоесть, выматывались они страшно и без чарки «дузика» почти не могли спать. Поэтому намек Басманова на возможную работу «по специальности» юноши приняли с восторгом.
…В ресторан капитан явился за десять минут до назначенного времени, тщательно выбритый, пахнущий настоящим «Вежеталем»,
в начищенных у мальчишки-курда сапогах. Сел за указанный ему столик и спросил оранжаду со льдом.Точно в час в дверном проеме обозначился Александр Иванович. На сей раз он был один. Но такой же элегантный и непонятно веселый, как вчера.
– Ну вот и прекрасно, что пришли. Я, в общем, и не сомневался, в людях редко ошибаюсь. Да и чего бы вам отказываться? Совсем молодой человек, вся жизнь впереди, когда и ставить последний рубль ребром? Хотя другой на вашем месте вполне мог загулять суток на трое или просто смыться. От добра, мол, добра не ищут. Ну ладно, это я так…
Он протянул Басманову портсигар, но тот с достоинством отказался и закурил собственную «Месаксуди». Снова довольно хмыкнув, Шульгин перешел к делу.
– Так, Михаил Федорович, будем считать, на первую должность вы приняты. Будете у нас, так сказать, начальником отдела кадров. Повторяю задачу… – Он перечислил вчерашние требования к кандидатам и добавил: – Только давайте без альтруизма. Я все понимаю, могут быть случаи – хочется помочь человеку, отчаянное положение, голодные дети… Так лучше вы прямо скажите, кому-то кое-что можно просто выделить из представительских сумм… А в целом исходите из того, что с выбранным вами человеком вам же и придется, скажем, в разведку идти, десять верст с пулеметом на плече бежать по песку или джунглям, ну и все тому подобное. А вдруг у него дыхания не хватит, струсит, вас же или товарища раненого бросит, да просто скандален, неуживчив, к мордобою склонен… Надеюсь, все понятно?
Тогда далее. Очень нас интересуют люди, умеющие автомобилем управлять, на мотоцикле ездить, вообще к технике причастные. Если авиаторов найдете – совсем чудесно. Ну там артиллеристы, пулеметчики, специалисты по штыковому бою – само собой. Особая статья – кадровые штабисты, лучше даже – генштабисты с полным курсом академии… Для таких требования к здоровью могут быть и помягче.
«Черт возьми, – думал Басманов, – так они что, действительно империю в дебрях Африки основать задумали? Размах, однако! Что ж, тем интереснее». Но вслух ничего не сказал, только кивал понимающе.
– Оклад содержания лично вам определим для начала в три тысячи. Золотом, естественно. Знаете, – доверительно понизил голос Шульгин, – я как-то не слишком верю в бумажки, пусть это даже фунты. Согласны?
Как он мог быть не согласен? Все это выходило за пределы самых смелых и горячечных мечтаний. А вдали, в таком случае, вырисовываются перспективы совсем уже сказочные. Он вспомнил о матери и сестре, оставшихся в Петрограде. Последний раз они виделись зимой восемнадцатого, и больше известий от них Басманов не имел.
Об ужасах, что творили большевики в столице, он слышал немало, но надеялся, что родных террор не коснулся. В конце концов о том, что он жив и ушел к Корнилову, не знал никто, кроме самых близких родственников, а две безобидные женщины ЧК вряд ли заинтересуют.
Ну, если все образуется, имея деньги, можно будет через Финляндию пробраться в Питер и как-нибудь их разыскать…
…Началась его работа. В наскоро оборудованной под контору квартире в первом этаже большого и запущенного дома неподалеку от Долма-Бахче. В приемной сидела барышня-машинистка из беженок, в прошлом бестужевка, не успевшая дойти до панели, поскольку ее отец сбежал из Одессы вовремя и не с пустыми руками. В кабинете Басманова стоял большой обшарпанный стол, несколько стульев и, для солидности, желтое шведское бюро с кучей пустых коленкоровых папок. Для выдачи авансов он получил под отчет десять тысяч рублей и право испрашивать впредь сколько потребуется, в зависимости от грядущих успехов.