Булгаков и княгиня

– Да мне не жалко, – сказал я, сглатывая слюну. – Ешьте, не стесняйся, если очень хочется.

Как мало требуется человеку для того, чтобы избавиться от дурного настроения! Вот и наш князь – ведь только что сопел, не решаясь взвести курок и наказать своего соперника. А теперь, гляньте-ка, блаженство на лице, мысленно уже расправляется с батоном. Вот откусил, попробовал жевать…

Но тут, можно сказать, в самый ответственный момент, князь вдруг повёл носом, опасливо покосился на меня и, чертыхнувшись, бросил недоеденный бутерброд в урну, стоявшую рядом со скамейкой. Послушайте! Эй! Да как посмел!

Между тем князь сплюнул, лицом побагровел, сжал кулаки и заорал так, словно бы я ему резал ногу без наркоза:

– Ну, гнида! Отравить князя вздумал? Так я ж тебя… – и сунул руку в карман своей шинели.

Кому из нас больше повезло? Мне, стараниями князя избежавшему промывания желудка, или ему самому, поскольку его тонкий аристократический нюх предотвратил катастрофу ещё большего масштаба – я как-никак врач, а кто бы ему в случае чего помог?

В сущности, времени на раздумья уже не было. Не знаю, почему я бросился в сторону Садовой? Даже теперь мне не понять.

Дальше всё происходило так, словно бы я оказался куклой в чьих-то грязных руках. Я и теперь уверен – всё было тщательно подстроено. И неизвестно откуда взявшийся трамвай, и мокрая от дождя булыжная мостовая там, на перекрёстке. Князь был всему виновник или же не князь, но в эти мгновения находился я попросту на волосок от смерти. Стоило ли пережить тиф, тяготы бегства от красных банд, стоило ли возрождаться к жизни после морфия, чтобы быть зарезанным вот так, вроде бы ни с того и ни с сего, ровно в тот момент, когда только приготовился сделать шаг к желанной славе и к успеху?..

Итак, из Ермолаевского переулка, слегка притормозив на повороте, выкатился жёлто-красный трамвай. А я вдруг помимо своего желания остановился – так бывает, если мысль возникает на бегу. Кира! Кира там, в далёком, недоступном для меня Париже, стонет от тоски и одиночества, и что ни день проливает слёзы, вспоминая обо мне. Как же я это допустил, почему не использовал свой шанс, не остановил её, не удержал? Почему случилось так, что оба мы несчастны? Я уже не думал ни о том, что где-то позади князь целится в меня из револьвера, ни о том, что даже подкрепиться не успел. Все мысли были только об одном, о Кире.

Тем временем, выйдя из переулка, трамвай стал заворачивать на Бронную, двигаясь к ближайшей остановке. А я даже не успел пройти за турникет – на бегу, да ещё с тяжёлым чемоданом в руках совсем не просто предаваться грустным мыслям. В общем, я остановился, чтобы перевести дух, а трамвай наддал. Логика описанной мною мизансцены такова, что я никак не мог оказаться жертвой катастрофы, даже будь у меня подобное желание. Даже если бы очень захотел! И только чуть позже, когда уже через улицу переходил, был остановлен жутким криком, раздавшимся позади меня. В мозгу так и холонуло: «Неужто всё-таки зарезали? Так я и знал!».

Откуда появилась эта мысль, я не догадывался. Однако на всякий случай оглянулся. Там, позади, вцепившись в вертушку турникета, диким голосом вопил какой-то гражданин и, отшвырнув прочь с головы бейсболку, рвал на себе волосы и размазывал слёзы по щекам. Судя по всему, случилось что-то страшное.

Когда я подошёл, оказалось, что внешние признаки несчастья начисто отсутствуют. То есть на ближайшем к турникету участке мостовой было на удивление пусто – ни опрокинутого бидона с молоком, ни авоськи с рассыпавшимися по булыжникам продуктами. Да и вопящий гражданин, на первый взгляд, не производил впечатления сильно покалеченного – на вид то ли бывший регент, то ли почётный опекун, я в этих чинах и званиях не очень разбираюсь. Только жалобно хрустнул под ногой нечаянно раздавленный монокль, видимо, случайно обронённый. Да бог с ним, с этим крохотным кусочком прозрачного стекла! И всё же складывалось впечатление, будто что-то здесь произошло не так. То есть должно было произойти, но не случилось. Судя по всему, именно этим обстоятельством и был расстроен бывший регент. А впрочем, какой из него регент с такой-то непотребной рожей? Надо полагать, служил у сиятельного князя конюхом или денщиком.

Но даже если планировалось наказание за грехи, я не могу согласиться с тем, что оно адекватно содеянному мною. В конце концов, мог бы вызвать на дуэль. Да что там говорить – есть очень много способов, как покарать виновного, не прибегая к гильотине. Нет, отчего-то захотел покончить отрезанием головы. Вот ужас! Откуда только у князей такая жажда крови?

Я снова припомнил танк у баррикады и обещание ночного штурма. Ну почему так много в мире зла? Почему нельзя всем договориться по-хорошему? Ну, если всем нельзя, то для двоих не так уж сложно подыскать приемлемое, я бы сказал, разумное решение, которое устроило бы и князя, и меня. Но тут в голове возникла мысль, словно бы сам себе некстати возразил, словно бы уничтожил, превратил в прах едва возникшую надежду. А можно ли любимую поделить, если любишь её не только ты, а любят двое? Да нет, конечно. Значит, остаётся лишь одно – избавиться от своего соперника. Желательно, раз и навсегда.

Ах, князь! Задумано ловко, но вот не повезло же. Сорвалось! И благодарить за своё спасение я должен Киру. Киру, милую, незабвенную мою Киру! Если б не задумался о ней, так бы и лежал сейчас на Бронной, бездыханный, под трамваем.

Так или иначе, но злодейское покушение не удалось. Да попросту не было его! Не состоялось! И что ж тогда? Ну не могу поверить, что всё это приснилось! И князь, и залежалая осетрина, и трамвай…

Я оглянулся на скамейку, ту самую, где несколько минут назад сидел. На мокрой от дождя газете пусто, а сытые, довольные вороны каркают, рассевшись на ветвях.

VII

С грехом пополам добравшись до квартиры на Большой Садовой, получил ключи от комнаты и сразу рухнул на кровать. Да после тех испытаний, я бы даже так выразился – издевательств, что выпали на мою долю близ набережной Москвы-реки и у Патриаршего пруда, можно было бы два дня проспать! Однако утром баба Глаша, хозяйка квартиры, разбудила. Вот, говорит, у нас тут вроде бы наметилась очередная смена власти, так ты, будь добр, давай вперёд, ну хоть за месяц заплати, а то ведь кто тебя знает, что за постоялец. Да я и то, честно скажу, стал сомневаться сам в себе с недавних пор. Особенно после того, как, сунув руку в карман пиджака, обнаружил там вместо ожидаемых рублей увесистую пачку долларов. Зато уж как обрадовал хозяйку – та руки была готова целовать. И, чтобы сделать постояльцу что-нибудь приятное, сообщила:

– С деньгами оно ведь как – сегодня есть, а завтра нету. А тут как раз на четвёртом этаже место ночного сторожа освободилось. Прежний-то уволился по причине душевного расстройства.

– Да что сторожить-то, – спрашиваю.

Она что-то говорит мне про музей, а я никак не в состоянии понять: откуда доллары? Смутно припоминаю, что по дороге в Москву то ли в карты выиграл, то ли, не дай Бог, кого-то обокрал… Ах да! У иностранца, соседа по купе, было с собой что-то вроде походного, переносного казино. Страстный игрок, он и в дороге обойтись не мог без этого. Пока поезд добирался до Москвы, мы, запершись от посторонних глаз, играли в американскую рулетку. Он предпочитал ставить на чёрное или на «зеро», я же, как нетрудно догадаться, выбрал «три», «два» и «семь». Что ж, если не везёт в любви… Однако иностранцу тоже подфартило – если бы не его пристрастие к «зеро», так мог бы вовсе без штанов остаться.

Словом, на первое время я кое-что припас. Однако не о том, чтобы оказаться в сторожах, мечтал, когда выходил из поезда на Брянском. Конечно, на торжественную встречу с оркестром не рассчитывал, но и параши выгребать, даже если есть будет нечего, не соглашусь. Впрочем, работу предлагают тихую, спокойную. Да и кому какое дело, чем я занимаюсь по ночам?

Ну что ж, писать я за последнее время привык, когда все спят, так что всё неплохо складывается.

– Музей-то чей?

– Да я ведь толком и сама не знаю. Вроде какого-то писаки, сказки будто сочинял. Ты когда будешь сторожить, какую-нито книжку с полки возьми да почитай. Потом расскажешь, что за сказочник.