Булгаков и княгиня
Шрифт:
Я так и сделал. Но прежде, чем взять в руки это чтиво, обозрел комнату, где размещается музей. Надо же для начала составить впечатление об авторе – что за фрукт, чем знаменит, каков круг почитателей. Ведь как-никак однофамилец, вряд ли родственник, хотя иногда кажется, что на фотоснимках узнаю знакомые черты… Да нет, всё это ерунда. Такое просто невозможно! Писака этот вроде бы давно уж умер, но я-то здесь. Да никому ещё не удавалось слёзы проливать на собственной могилке! Тут чья-то мистификация, или что-то перепутали. Я глянул в зеркало – совсем, совсем не то!
Надо сказать, обилие фотографий в рамочках на стенах теперь никого не удивит. Ничем не примечательный бухгалтер из стройтреста может выглядеть на них успешным бизнесменом, ловким обольстителем,
Поначалу рассказ о бездомном псе меня не очень-то увлёк. Много пришлось видеть за прошедшие годы такого, о чём никогда писать не стал бы – и грязь, и разруху, и вконец опустившихся людей, готовых встать на четвереньки и лаять на прохожих, только б заплатили. А тут, видите ли, история про какую-то собаку. Помнится, у Чехова читал… Да нет, совсем не то – здесь из бездомного пса некий эскулап дерзает сделать человека, пересадив гипофиз какого-то бродяги. Это надо же такое выдумать!
Понемногу сюжет меня заинтересовал, да и персонажи были выписаны с блеском. Особенно понравился тот самый профессор-эскулап. Жаль только, что выбрал он себе занятие не слишком благородное, мягко говоря. Будь я на его месте, всем этим пациентам кое-что поотрывал бы вместо того, чтобы лечить… Впрочем, не исключено, что именно такое желание возникало и у автора. Жаль, по сюжету требовалось другое.
Что же до основной идеи, ради чего и писалась эта книга, думаю, что профессор был не прав. То есть ошибался-то, конечно, автор, считавший, что причина неудачи этого эксперимента лишь в плохой наследственности. Я же осмелюсь утверждать, что во всяком деле главное – терпение. И для того, чтобы из тупого, ничтожного, невежественного существа сделать достойного человека, нужно время. Время, воспитание, подходящая среда. Да если не спешить, то можно справиться с любой наследственностью. Вопрос только в том, сколько нужно ждать. И ещё: захочет ли тот несчастный пройти трудный путь своего преображения только для того, чтобы убедиться – те самые воспитатели да эскулапы ничем не лучше пациентов, тоже люди не очень-то глубокого ума, разве что научились это тщательно скрывать да овладели ремеслом довольно сносно.
Тут мне припомнилось, из-за чего предшественника моего отправили в отставку. Душевое расстройство – так, кажется, хозяйка говорила. Решил бедняга-сторож от нечего делать почитать, да сил не рассчитал. Чтение, оно ведь предполагает некую подготовленность ума, а то начнёшь голову ломать – что, да почему? Счастье, если сразу поймёшь, мол, это всё не для меня, а то ведь может оказаться вот такой упёртый. Тогда беда!
За несколько ночей осилив все книги этого писателя, в итоге понял вот что. Прежде всего, никакой это не сказочник, да и не фантаст, по большому счёту. Тут баба Глаша облажалась. Любимый его жанр – это сатира, фельетон. Вполне логичное желание высмеять то, чего решительно не принимаешь. Есть, правда, и другой путь – написать трагедию, выбрать самое ужасное из того, что есть вокруг, и описать это на страницах книги. Однако вот что меня смущает. Если человеку и без того непросто, тяжело, если смотреть на то, что творится за окном, совсем невмоготу, станет ли он читать трагический рассказ о том, что сам переживает ежедневно? Да нет, не нужно ему этого. А вот сатира, фельетон, гротеск – это в самый раз! Трагедии же предназначены больше для эстетов.
Ну ладно, пусть так, но что сказать об авторе? Пишет хорошо, чем-то всё это напоминает стиль моих рассказов. Я даже почувствовал, что и мне пора бы взяться за перо.
Но как-то ночью, когда уже разложил бумаги на столе, раздался стук в дверь. Настойчиво стучат, по-хозяйски. Звонок-то я отключил, чтобы мальчишки не тревожили. Дверь приоткрыл, цепочку не снимаю, мало ли что…
Смотрю, а там стоит она.
В общем-то, всё при ней, только ресницы неописуемой длины, помады многовато, да кожаная юбочка выше колен. Ну вот стоит, глядит на меня и улыбается. Я говорю:– Мы по ночам не принимаем.
– Даже меня?
– А вы-то кто?
– Я от управдома.
Думаю с ужасом: неужто на соседа протекло? Трубы тут ржавые, изношенные. Капремонт не делали со времён царя Гороха…. Да ещё этот приблудный кот неведомо откуда появился. Кто знает, может быть, из-за него…
– Так вы по поводу сантехники?
– Нет, по другому…
Вот ведь проблема среди ночи! Как-то неинтеллигентно, то есть негоже девицу выставлять на улицу. А может, ей просто негде ночевать?
– Так от меня что требуется?
– Для начала диван или кровать…
Ну так и есть – бездомная. Только бы не оказалось блох! Да нет, вроде не похоже.
В общем, до утра ещё часа четыре коротать. Книжки я уже перечитал, кот, в основном, молчит, да и вдохновение куда-то подевалось…
– Ладно, так и быть.
Заходит. На меня глазами зыркает, причём не просто так, а с каким-то тайным смыслом. Тут только стал соображать… Да ладно, почему бы нет? Как говорят, ничто человеческое мне не чуждо…
Где-то через час, когда провожал девицу до двери, спрашиваю:
– Сколько с меня?
– Управдому отдадите…
Так и не понял, то ли в квартплату включено, то ли пришлют квитанцию за отдельные услуги? Честно скажу, в первый раз было словно сон. Если бы не повторилось через ночь, так бы точно и подумал. Только в конце месяца дошло – видно, так принято платить здешним сторожам. Тогда, выходит, прежнего именно девицы доконали? А я-то думал, начитался книг…
Словом, жизнь понемногу обустраивалась. И, как ни странно, время оставалось даже для того, чтобы писать. Вот только осталась нерешённой главная проблема – где печататься?
VIII
Когда попадаешь в незнакомый дом, первым делом начинаешь присматриваться, озираясь по сторонам в поисках того, за что бы зацепиться взгляду. Ищешь что-нибудь привычное, приятное. Вот и сейчас, попав в Москву, пытаюсь отыскать то, на что или на кого стоило бы опереться – место обитания, некую среду, где тебя приветят и поймут, где можно получить при случае совет либо обрести сочувствие после первой неудачи.
Нашлись добрые люди, подсказали – для будущего классика крайне важно иметь свой круг поклонников, что-то вроде клаки. Если кто не знает, так это организованная группа горластых почитателей – Миланская опера, Большой театр… Да ни один приличный тенор без клаки не возьмёт даже полоктавы! А уж о том, чтобы книгу прочитали, без этакой поддержки даже нечего мечтать.
Ладно, думаю, идея богатая, может пригодиться, хотя для начала книгу надо бы издать. Однако где же эту клаку взять, если нет у меня в Москве ни единого знакомого. Хозяйка, баба Глаша, конечно же, не в счёт. Можно было бы завести полезные знакомства и в музее, да жаль вот – приличного человека не заманишь по ночам. Да и кому какое дело до ночного сторожа? Только вот приблудный чёрный кот, да и тот занят, в основном, мышами. Что же остаётся – приходится идти в народ. С тем и пришёл в литературный салон, назывался он довольно странно – «Евдохины субботники», а располагался в том же доме, где я комнату снимал. Ну что ж, Евдоха так Евдоха. Впрочем, как мне объяснили позже, это оказалось вовсе не имя, а фамилия. Семён Васильевич Евдох – так звали гостеприимного хозяина.
Каюсь, к началу мероприятия я изрядно опоздал, поэтому бутерброды с селёдочкой сожрали – при мне последний кто-то доедал. Честно говоря, я бы тоже не возражал, чтобы немного подкрепиться. Увы, остался только чай, да и тот без сахара. Подумалось – вот до какой бедности довели литературу! Однако ведь живут, творят!.. Кажется, я что-то пробурчал про это вслух, потому что вдруг на меня со всех сторон зашикали.
Ладно, затаил дыхание, губы плотно сжал, так что силком не разомкнуть, и только смотрю по сторонам.