Булгаков и Лаппа

Но никто из них двоих не чах над учебниками. Тасю занятия на женских курсах интересовали лишь как формальный предлог не покидать Киев. Миша, обладавший уникальной памятью, схватывал материал быстро и мог позволить себе роскошь развлечений.

Когда поляк Голомбек открыл бильярдный зал с восемью столами, Булгаков увлекся игрой. Он с друзьями проводил у Голомбека все свободное время и отдыхал после партий в находившейся рядом пивной. Отсидев занятия на курсах, Тася спешила в бильярдную, дабы следить за боями Михаила.

Зимой они часто ходили в Купеческий сад покататься на «американских горках». Бешеная езда на крошечных санках по ледяному желобу, обрывы и взлеты, замирание под ложечкой и ощущение крепко прильнувшего тела Таси, чувство полета и полной радости бытия навсегда запомнилось Булгакову.

Пролетев по сумасшедшим виражам, они направлялись «пировать». В кафе «Пингвин» Тася награждалась порцией любимого «гарнированного» мороженого. На огромном блюде вокруг сливочного холма лежали ломтики фруктов и ягоды.

— Как тебе нравится, в феврале свежая клубника! И ананасы. Это из теплиц Вележского, там, за холмами. — Михаил поддел на ложечку янтарный ломтик и поднес к губам Таси. Но губы не открылись. Сморщившись, она выскочила из-за стола и устремилась в дамскую комнату.

Вернулась бледная и виноватая. Михаил ничего не спрашивал, он давно понял, в чем дело, но боялся признаться в случившемся даже самому себе.

— Миша… Мишенька… — лепетала она побелевшими губами, — я не знаю… все время собираюсь сказать, но не знаю как…

— Что-то случилось? Тебя стошнило? Жара нет? — Он прижал ладонь к ее лбу. — Может, отравилась чем-то? Вчера ела на улице эти поганые пирожки! Говорил же тебе!

— Я не отравилась, это совсем другое… — Тася разрыдалась.

Она была беременна. Оба совершенно не ожидали этого. В полноте их бытия не предусматривался некто третий, а мысли о продолжении рода были далеки, как и мечты о солидном доме, путешествиях — о некой иной взрослой реальности. Кроме того, Тася не представляла, как можно рожать невенчанными, и вообще, она так боялась потерять эту жизнь, такую, как она теперь складывалась.

Вдвоем, сердце к сердцу, душа к душе. И зачем, зачем эта неожиданная проблема?

Михаил нашел самого дорогого в городе гинеколога. Осмотрев пациентку, доктор заверил, что у нее здоровый организм и опасаться плохих последствий можно лишь в крайнем случае. Только Миша, как будущий врач, понимал, что риск лишиться возможности иметь детей после первого аборта довольно велик. Но он не стал пугать Тасю, отправившуюся на операцию с героической стойкостью. Все прошло благополучно. Гроза миновала. И Варваре Михайловне теперь не стыдно заикаться о свадьбе — не с животом идти под венец.

…Тася лежала бледненькая и все еще с отвращением вспоминала тот ломтик ананаса с мороженым, что поднес к ее губам Миша.

— Что-то болит? — Михаил пристально вгляделся в ее лицо.

— Просто немного грустно.

— Э, милая моя, да тебе надо взбодриться. Смотри. — Миша показал пакетик с белым порошком. — Это кокаин. В медицине используется как обезболивающий препарат. Кроме того, говорят, поднимает тонус. Его вдыхают через трубочку, сделав вот такую дорожку. У нас на курсе все пробовали. Врач должен на себе испытать лекарство. Ну, я рискую! — Он разделил порошок на четыре дорожки и вдохнул одну, потом другую и передал стеклышко с оставшимся порошком Тасе. Она повторила процедуру.

Ночью Тасю тошнило, утром она сказала:

— Пожалуйста, очень тебя прошу, не пробуй больше эту мерзость. Мне было так гадко. И вообще, мы же знаем, какая участь ждет кокаинистов. Это опасно, Миша.

— Один раз не считается. Медицинский опыт — и все! А я сразу уснул, видел чудесные сны. Но совершенно не испытываю желания повторить опыт. — Он сел на кровать и поцеловал Тасину руку — Прости, радость моя. Прости и забудь. У нас будет много детей, а вот кокаина — никогда!

Он не рассказал Тасе, какой ужас испытал на рассвете, когда она, измученная, наконец уснула. Михаил вскочил в холодном поту, разрывая на груди рубашку. Огромный скользкий змий с огненными глазами обвил его жесткими кольцами, не давая вдохнуть. Свистел и шипел, стискивая шею… «Наркотическая галлюцинация… — понял он, с трудом освобождаясь от липкого страха. — Больше никогда!»

16

Варвара Михайловна догадывалась о беременности Таси — именно этого она и боялась.

Она видела, как в последнее время бережно и тревожно Миша опекал Тасю, она заметила, что куда-то «пропали», как сказала Тася, присланные из Саратова деньги на проживание. Выходит, Тася сделала аборт и, может быть… может быть, теперь стремление к свадьбе ослабло?

Но не тут-то было. Михаил поставил вопрос ребром: если мать против их брака, они поженятся без всякого родственного благословения. После долгих обсуждений и беседы с отцом Александром венчание назначили на апрель.

Мартовское солнце плавило залежавшийся во дворах грязный снег, вниз по улицам, к разлившемуся Днепру, бежали быстрые ручьи.

Софья Николаевна отправилась с визитом к своей приятельнице Варе Булгаковой, хворавшей больше недели. Рассчитав время, чтобы никого лишнего в доме не было, и прихватив соблазнительный тортик в кондитерской у Глиэра, она задумчиво шла по Андреевскому спуску После смерти мужа Софья Николаевна еще глубже погрузилась в жизнь Фре-белевского общества и стала особо трепетно относиться к проблемам подруги, с которой сблизилась теперь еще и общим вдовством. Предстоял разговор по душам, требующий максимума деликатности.

Все споры и ссоры между старшими родственниками с обеих сторон утихли, как только был назначен день венчания. Но напряжение висело в воздухе.

— Милая моя! Варюша! — Софья Николаевна бросилась на шею Варваре Михайловне, даже не сняв беличьей шубки. — Милая! Знаю, как ты намучилась!

— И не говори, Сонюшка! Жуткую зиму пережила. — Варвара Михайловна проводила подругу в гостиную. На столе стоял лаково-черный с золотом Zinger, зажав лапкой отстроченное простынное полотно. Стопка готового белья лежала в кресле. — Вот белье шью, а Глаша метит. Мы ж не буржуа, лишних денег нет. Все вообще будет скромно. — Варвара Михайловна убрала шитье, набросила на стол голубую скатерть с бахромой и крикнула на кухню: — Глаша, согрей самовар и сделай нам чай!

— Никаких хлопот, умоляю! — Соня поставила в центр стола красивую коробку и развязала ленты: — Торт ореховый с вишневым суфле «Полонез». От Глиэра. Совершенно свеженький. И перестань хлопотать, садись, рассказывай… — Софья Николаевна расправила нарядный гипюровый воротник нового шерстяного платья и воздержалась от комментариев по поводу внешности Вари: уж очень бледной и увядшей выглядела эта прежде моложавая, смешливая женщина.

— Совсем себя забросила, — вздохнула Варвара, заправляя зауши выбившиеся пряди. — Замучилась.