Булгаков и Маргарита, или История несчастной любви Мастера
Шрифт:
Душевное состояние Булгакова в 1916–1917 годах и несколько позже, как мы убедились, объяснимо. Можно понять и его наивное желание стать певцом, появившееся в 1909 году, — использовать вокальное мастерство как способ покорить сердце любимой женщины. А что же Кира Алексеевна? Что было с ней в 1908–1909 годах? На этот вопрос ответить могли бы ее письма — те, что писала она своей подруге, смею думать, в то время самой близкой из всех, княжне Анжелике Михайловне Гирей. Увы, о том, что было в письмах Киры Алексеевны, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Но вот что написала ей княжна в ответ:
«Милая моя Кира! Твое письмо меня очень и очень огорчило. Даже испугало. Таким унынием, отчаянием веет от него,
Можно представить себе, каким отчаянием и болью было проникнуто письмо Киры, если, прочитав его, подруга испугалась. Но как видим, даже она не знает, даже представить себе не может, в чем причина этого горя, этого страшного отчаяния. Если бы все было связано только с тем, что происходило в семье, не было бы никакого смысла скрывать. Нет, видимо, тут было что-то личное, сокровенное, о чем Кира не решалась рассказать даже самой близкой своей подруге, которая понимала ее, как никто другой:
«Они все не знают твоей души…»
Так пишет Анжелика. Но вот следует неожиданный вопрос:
«Почему ты надумала ехать в Москву? И будет ли тебе это приятно?»
А следом княжна приводит слова Алексея Сергеевича Блохина, обращенные к ней:
«Интересно было бы прочесть письма Киры к Вам, очевидно, она с Вами откровеннее и Вы ближе к правде».
А нам-то как было бы интересно! Прочесть для того только, чтобы понять. Увы, даже княжна не знает правды и только делает вывод, что «отец твой не особенно верит в то, что ты в Петербург последуешь».
Не в Петербург… А может быть, и не в Москву?
Вполне возможно, что угнетенное состояние Киры Алексеевны связано и с тем, что ей пришлось ухаживать за рано постаревшими родителями. Особенно плоха была ее мать, судя по всему страдавшая нервным расстройством. Об этом пишет брат Георгий:
«Поверь, хоть ты и сожалеешь о неисполнении твоих желаний, что ты тогда своими поступками внесла слишком большую тревогу в любящих тебя людей и то неподдельное огорчение нашего папы не имело бы границ, если бы ты ушла из семьи, т. к. я вижу и глубоко чувствую, что по временам папа выбивается из сил, дабы удовлетворить желания больной мамы… Понимая тебя всей душой, я все же должен признать нужным, что для нас (!) известные компромиссы со своими желаниями необходимы для устоя той же семьи и спокойствия окружающих, которое иногда бывает нужнее собственного… Я собственным опытом знаю, что все те жизненные вопросы и весь ход самостоятельного существования, которого ты так хотела, по временам становится так противен и тяжел, что и мужская сила не выдерживает…»
Брат лезет вон из кожи, пытаясь удержать Киру в семье, убедить в том, что нужно забыть о самой себе, ради блага семьи распроститься с надеждами на личное счастье. Каково было весьма привлекательной девушке в цветущем возрасте — ей шел двадцать второй год — сознавать, что радости бытия не для нее, что вынуждена она запереть себя в четырех стенах, ухаживая за родителями, а в это время жизнь
в окружающем мире бьет ключом.Но что же это были за «поступки»? Куда или к кому Кира собиралась уходить? Известно лишь, что в начале 1909 года она на некоторое время все же покинула дом. Причину узнаем из письма подруги Анжелики:
«Твой отец был у нас и говорил мне, что ты поступила на курсы Боб.-П., очень рада, думаю, что тебе это даст удовлетворение, да и с практической стороны это хорошо, дает тебе права, которыми, Бог знает, может быть тебе и придется когда-нибудь воспользоваться. Вчера у нас был Федоров [местный помещик] и говорил, что видел тебя, что ты побледнела и похудела, что это значит?»
Речь тут идет о женских курсах новых языков, открытых М.М. Бобрищевой-Пушкиной в 1889 году в Санкт-Петербурге. Там же преподавалась и история западноевропейской литературы, а также «изящные рукоделия», в частности выжигание по дереву и рисование по фарфору. Пожалуй, с этим увлечением Киры Алексеевны все ясно. Наверняка знание «новых языков» пригодилось Кире Алексеевне в эмиграции, в Париже. А вот история литературы… Возможно, она тоже пыталась писать.
Но вот отчего Кира «похудела и побледнела»? Не исключено, что сказалось переутомление от учебы. Так ли это? Ответа в письмах мы не найдем, остается лишь высказывать догадки.
Итак, вполне логично допустить, что первая встреча Булгакова с Кирой Алексеевной состоялась в 1908 году. Однако продолжить знакомство было им не суждено. Сын священника и дочь камергера — да это даже обсуждать не стоит. Если же представить, что Кира Алексеевна рассказала о своей симпатии матери, достаточно просто догадаться о реакции — последовал нервный срыв. Увы, при тех обстоятельствах, когда общество жестко делилось на сословия, Булгакову было не на что надеяться. Ну, пусть не родовит, но был бы хоть богат! Надо совсем не любить свою дочь, чтобы разрешить ей встречаться с каким-то студентишкой с туманными жизненными перспективами. Примерно та же ситуация возникла позже, когда Булгаков ухаживал за Татьяной Лаппа. Но в этом случае он сумел добиться своего. Любовные неудачи не проходят даром.
Кира тяжело переживала вынужденный разрыв, однако в конце концов смирилась. Тяжкие душевные испытания выпали и на долю Михаила, но в отличие от своей любимой отказаться от нее он уже не смог. Возможно, что после той, последней встречи в 1917 году Булгаков всю оставшуюся жизнь искал именно Киру Алексеевну. Лишенный возможности быть вместе с ней, искал ее в других встреченных им женщинах. Поэтому и от Лаппа ушел к аристократке Белозерской — а что, может быть, и в самом деле из князей? Потом Нюренберг-Шиловская своими изысканными манерами напомнила ему Киру Алексеевну. Однако речь дальше пойдет совсем не о перемене жен.
Надо признать, что характер той Маргариты, которую Мастер встретил в переулке неподалеку от Тверской, не имеет ничего общего с Еленой Сергеевной Нюренберг-Шиловской. Тоска, печаль, ощущение одиночества были совершенно несвойственны этой энергичной даме, пережившей всех своих мужей. Да и познакомилась она с Булгаковым в развеселой компании, то ли на празднование Пасхи, то ли на маскараде в квартире командарма Уборевича, который жил в том же доме, что и семья Евгения Шиловского. Дочь Уборевича в своих воспоминаниях пишет о Елене Сергеевне так:
«Один эпизод я запомнила, так как он говорил о ее незаурядном характере уже в детстве. Олю учили музыке. Когда подошло время учить музыке Елену, родители привели к ней в комнату учительницу. Елена Сергеевна выпрыгнула в окно, и тогда родители оставили ее в покое».
Думается, что, создавая образ Маргариты, той, что шла по улице с букетиком желтых цветов, Булгаков видел перед собой совсем другую женщину — ту, которую он встретил однажды на Пречистенке, в Обуховом переулке.