Бульон терзаний

– Еще один внук, да? – заискивающе улыбнулся Владимир.

– Муж, – коротко ответила Евлампия Феликсовна и кивнула на портрет строгого мужчины. – Пока я была в отпуске, отбился от рук. Требует, чтобы медсестра, которая делает ему уколы, разговаривала с ним о международной обстановке. Ну, продолжайте.

Владимир продолжал.

– Значит, спектакль, – подытожила заведующая, когда он закончил. – Мне, по правде, эта идея нравится больше, чем какой-то сомнительный билдинг. Я навела справки об этих тренингах… И о вас тоже. Как я понимаю, ваши заслуги перед отечественным кинематографом изрядно преувеличены? Не тушуйтесь, это останется между нами. Я все понимаю, без саморекламы сейчас никуда. Объясните лучше, что вы сами хотите для себя извлечь из этой истории – кроме денег, конечно?

Владимир задумался. Что он хочет получить от спектакля? Опыт? Впечатления? Надо еще умудриться ответить так, чтобы понравиться этой женщине. И вдруг его понесло:

– Сначала я ничего не ожидал. Думал, вообще не получится. Потом посмотрел на людей, и мне показалось… что мне есть чему их научить, но им тоже есть чему меня научить. И через это взаимодействие мы все вместе… мы создадим… – Он растерялся.

Евлампия Феликсовна сидела напротив, и на лице ее не отражалось никаких эмоций.

– Ладно, создавайте, – вдруг разрешила она. – Да, в этом есть какая-то идея. Я, знаете, очень не люблю имитацию деятельности. Но тут чувствуется здравое зерно. Я распоряжусь, чтобы с вами заключили договор на эти три месяца. Вы приняты.

Она сняла трубку, не оборачиваясь, нажала несколько кнопок и коротко сказала: «Договор с Вилениным надо подготовить. До конца недели».

– Так, – вернувшись к Владимиру, продолжала она, – завтра принесите все необходимые для оформления документы. Я вам сейчас напишу перечень.

– А вы, кстати, не хотите поучаствовать в нашей самодеятельности? – решил схулиганить Владимир, – есть отличная роль. Такая, как бы вам сказать… Словом, Хлестова, свояченица Фамусова.

– Та, что ехала с Покровки и вся растряслась? С арапкой и собачонкой? – уточнила заведующая, не отвлекаясь от списка документов.

– Та самая, – кивнул приятно пораженный Владимир.

– Почему бы и нет? Что ж, могу сыграть. А то у меня за спиной спектакль затеяли, а со мной не посоветовались. Даже не спросили, хочу ли я в нем участвовать!

– Вы украсите! Вы его украсите! – прижимая к груди перечень необходимых документов, кланялся Владимир, отступая к двери.

Он выскочил в предбанник. Там уже переминался с ноги на ногу печальный Горюнин. Обменялись приветствиями.

– Вы не знаете, – тихо спросил Горюнин, – муж ей не звонил еще?

– Звонил.

– Ну, хорошо. После разговора с мужем она всегда на несколько часов добреет, – доверительно сообщил Горюнин. И исчез в кабинете с надписью «Заведующая».

Владимир спустился вниз, изучил список документов, который составила для него Евлампия Феликсовна. Ничего особенного. Все это у него есть, лежит дома, в отдельном конверте.

– Ну вот, Ниночка, я и отстрелялся, – лихо объявил он, подходя к столу секретаря.

Нина разговаривала по телефону. Она прикрыла рукой трубку и сказала:

– Теперь к Петру Светозаровичу зайдите, пожалуйста. Владимир снова встревожился. Что теперь от него потребуется? Укротить саблезубого тигра?

В кабинете директора было полутемно и прохладно.

– Ну, как вам Евлампия Феликсовна показалась? – спросил он Владимира.

– Вопиющая… я хотел сказать, выдающаяся женщина.

– Нет, она у нас не вопиющая. Никогда не повышает голос. Иногда думаешь: ну крикни на меня, ты ведь женщина! Крикни! Сразу легче станет. Не кричит. Сидит и смотрит. Эфа. Такая змея есть ядовитая. Мы ее так меж собой зовем – Эфа. По инициалам. Е-Фэ. Так чем дело у вас кончилось?

– Сказала кому-то, чтоб договор со мной заключили. И согласилась на роль Хлестовой, – коротко отчитался Владимир.

Петр Светозарович подошел к окну и медленно перекрестился на видневшиеся вдали купола церкви.

– Ну, теперь будет спектакль, – выдохнул он, – теперь без проблем. Вы, Владимир, у нас – миротворец.

Мы эту всю историю закрутили у нее за спиной, я очень боялся, что Эфа не одобрит. Подумал: вы человек посторонний…

– …вас не так жалко, – докончил за него Владимир.

– Вот-вот, – покивал директор, потом резко тряхнул головой: – Да нет, вы не так поняли.

Но глаза его говорили другое: да, Владимир, вы все правильно поняли. И только что избежали почти смертельной опасности.

Глава тринадцатая Я бросил кровать!

Младший сын генерального директора расстался с очередной девушкой. Об этом стало известно благодаря Нине, которая утром проходила мимо распахнутого настежь кабинета креативного координатора. Эдуард явился на работу рано – небывалое дело, к тому же он выкрикивал очень злые и несправедливые вещи, каких от него отродясь не слышали. Нина замедлила шаг, подкралась поближе к источнику интригующего шума и заглянула внутрь. Эдуард сидел спиной к входной двери, водрузив ноги на стол, и громко говорил по телефону. Так что любопытная секретарша узнала все подробности трагедии – и щедро делилась ими с княжнами и другими заинтересованными лицами.

Когда Владимир подошел к столику секретаря, Нина с подругой как раз обсуждали возможные последствия происшествия. Вообще-то младший сын Петра Светозаровича довольно часто менял возлюбленных. Но на сей раз он поступил чересчур поспешно даже по своим меркам: прошло всего два месяца с момента первого свидания – и все, в утиль?

– Скоро он будет подходить к девушке, знакомиться с нею – и тут же бросать, – предположила пухленькая княжна. – Привет, крошка, как тебя зовут? А меня – Эдуард. А теперь – прощай, лживая мегера, я тебя бросил!

– А потом он усовершенствует свой метод! – развила идею Нина. – Войдет в помещение, пересчитает девушек по головам, крикнет: «Кого увидел – всех бросаю!»

– И запишет в свой твиттер: «Сегодня бросил пятнадцать штук. Отстаю, отстаю! Вчера к этому времени бросил уже больше двадцати».

– Но так будет недолго продолжаться, – подытожила Нина, – его увезут в психиатричку. Он там будет лежать, привязанный к кровати, и вопить: «Я бросил медсестру! Почему ее до сих пор не сменили?»

– Я бросил кровать! – вторила ей подруга. – Я бросил подушку! И простыню!