Бульон терзаний

Владимир остановил почтенных старичков, попросил каждого из них представить всю сцену целиком, проиграть ее в голове и направился к смутьянкам.

– Свидетеля убили, арестовали повара, который ни при чем, – лениво сообщила Елена, переворачивая страницу.

– А что горничная? – спросила княжна, увлекавшаяся ирландскими танцами.

– Беременная вернулась к мужу, он вокруг нее скачет. Но мужа, я думаю, тоже убьют… Владимир Игоревич, а я нужна вам еще сегодня? Потому что у меня дела как бы есть.

«Если бы я знал! – мысленно заломил руки Владимир. – Ведь будет как всегда. Только я ее отпущу, явится этот дефективный Чацкий! А не отпущу – не явится, и она на меня озлится!»

Не дождавшись ответа, Елена снова уткнулась в книжку.

– О, повара уже отпустили за отсутствием улик! – сказала она.

Княжны воспряли духом.

– Вы не радуйтесь, его сейчас замочат… – предупредила Елена.

– Гражданин режиссер, я уже мысленно все представил! – крикнул Фамусов. – Дальше-то что будем делать?

«Как Капитан с нами справлялся, когда нас было двадцать с лишним молодых, наглых, самоуверенных?» – с тоской подумал Владимир.

Елена читала. Княжны были готовы поддержать любую ее выходку. Старики стояли на «сцене» и ждали указаний.

Владимир встряхнул волосами. Поправил очки. И вдруг встал на колени перед Еленой. Она растерялась. Воспользовавшись замешательством, режиссер деликатно изъял у нее роман, заложил визиткой, заменявшей закладку, передал ближайшей княжне, жестом указав, что книгу следует положить на подоконник. Княжна повиновалась.

– Что вы? Зачем? Быстро встаньте, пол грязный! – чуть растерянно, но в то же время строго сказала Елена.

– А теперь тем же тоном повторите: «Вы баловник, к лицу ль вам эти лица?» – распорядился Владимир. Елена повторила. – Отлично, запомните эту интонацию! – поднимаясь на ноги, громко сказал режиссер. – Все сначала. Лиза и Фамусов – приготовиться. Петрушка на сегодня свободен. А если я еще услышу в зрительном зале шепот и шорох, удалю всех наблюдателей.

Княжны притихли. Фамусов и Лиза заняли исходную позицию: она спит в кресле, он готовится внезапно выйти из воображаемой двери. Петрушка подхватил авоську, звякнул на прощание пивными бутылками, потоптался на пороге и исчез.

Бесшумно вошла Ядвига и присела на скамеечку у двери.

– Ну, как я тебе? – с тревогой спросил у нее Петр Светозарович, когда они с Лизой отыграли свой эпизод.

– Никуда не годится, – безжалостно ответила жена.

– Да, я и сам чувствую, – приуныл директор.

– Перерыв, – скомандовал Владимир. – Через пять минут – все вместе и сначала.

– Ну, видишь, что у нас получается? – подойдя к Ядвиге, сказал Владимир. – Ничего не получается. Может быть, попробуешь с ним дома позаниматься, отдельно? Он меня как будто не слышит.

– Даже не пытайся разделить со мной ответственность за провал, – улыбнулась Ядвига. – На мне танцы, этого более чем достаточно. В моих девочках я уверена. А актеры – твоя личная головная боль.

Закончился перерыв. Вернулись две княжны, ходившие на поиски потерянной распечатки. Распечатку они не нашли, зато привели Эдуарда. Как и предполагал отец, мальчик работал и обо всем забыл. Выбежал в туалет – и тут был схвачен бдительными девушками.

– I`m so sorry! – прижимая руки к груди, покаялся Эдуард. – Я так извиняюсь. Личные обстоятельства, понимаете…

– Понимаем! – хором ответили княжны. Эдуард с изумлением взглянул в их сторону и продолжал:

– Мне кажется, я поработал плодотворно. За пять часов придумал два неплохих названия.

– Целых два? Невероятная трудоспособность! – поразилась Ядвига.

– Всего придумал несколько сотен. Но они мне не понравились. А эти два кажутся дельными.

– Ну-ка, – распорядился отец, – озвучь их нам.

– Э… Начнем с комплекта в классическом стиле для состоятельных адвокатов – стол, стул, стеллаж. Назовем его Ульпиан. В честь одноименного римского юриста.

– Ульпиан, нормально. Звучит, – одобрил директор. Даже Ядвига не нашла к чему придраться.

– И второе. Книжный шкаф застекленный. Грибоедов пусть будет.

– Грибоедов? Почему Грибоедов? Не улавливаю логики… – произнес Петр Светозарович.

– Логики? – заюлил Эдуард и перешел в наступление: – Во-первых, у нас нет еще ни одного шкафа по фамилии Грибоедов. Во-вторых, Грибоедов, как всем нам известно, писатель, а в книжных шкафах хранят именно что книги. А в-третьих, у меня из-за вашего спектакля в голове один этот Грибоедов проклятый!

Ядвига презрительно фыркнула и вышла из переговорной, неслышно прикрыв за собой дверь.

– У шкафов фамилий не бывает, это ты заработался, сынок, – спокойно отбил атаку Петр Светозарович. – Отдохни, а потом покажешь мне то, что придумал и забраковал. Ну, уважаемый, мы свободны?

Владимир посмотрел на часы. До репетиции бала оставалось еще двадцать минут, но княжны все в сборе, и Ядвига, наверное, курит на лестнице и скоро вернется.

– Да, на сегодня – все. Постарайтесь, пожалуйста, не растерять то, что мы с вами создали. Елена – интонации и помедленнее. Ульяна – замечательная пластика, но говорить надо громче. Петр Светозарович. Соберитесь, пожалуйста. А с вами, Эдуард, нам, наверное, придется встретиться отдельно. У вас главная роль, много больших монологов.

– Я готов, – ответил тот, – жду ваших указаний.

– Хорошо. Нина сообщит каждому, когда будет следующая репетиция.

Владимир распрощался со всеми и вышел на лестницу. Ядвига действительно была тут; она уже докурила сигарету и смотрела, как крупные капли дождя падают на оконное стекло и стекают вниз.

Всякий раз, когда Владимир видел ее, ему подсознательно хотелось как-то выслужиться. Не потому, что она жена директора. И не потому, что она женщина. Даже не потому, что она – красивая, элегантная женщина. Просто какая-то сила толкала его к ней, и он заводил разговор. После каждой такой беседы чувствовал себя дураком, клялся, что без серьезного повода больше никогда с Ядвигой не заговорит, но клятвы мгновенно забывались. А иногда она первая обращалась к нему.

– Вот не знаю, как провести завтрашний вечер, – задумчиво сказала Ядвига. – У мужа деловая встреча, а мне так хотелось выйти в свет.

– А у нас в театре завтра как раз «Зойкина квартира». Я там играю. Хотите… хочешь посмотреть? Я оставлю билет.

– Положим, купить билет я пока еще в состоянии.

– Но я пригласить просто…

– К тому же «Зойкину» я смотрела летом, у Серебренникова. Ты, кстати, видел?

– Да, но это другое…

– Неужели у вас лучше?

– При чем тут «лучше», «хуже»? Бабочка лучше воздушного шара или хуже?