Бульвар Постышева

СА

Ткач, как ни крутился, загремел-таки в Армию. Сначала он «попал» (благодаря, конечно, родителям) в Ширяево, на какую-то секретную точку недалеко от города. Если учесть, что Ткач был водителем, то не мудрено, что он часто бывал дома, заваливая балкон тушами баранов, ящиками тушенки, мешками с гречкой и Т.П.

Через полгода точку расформировали, всех погнали в Монголию, потому что китайцы с вьетнамцами чего-то там не поделили. Пришлось родителям подсуетиться и перебросить Ткача в военную прокуратуру в Иркутск возле телецентра. Это уже почти дома, но дорогое удовольствие. А что делать? Работая водителем в прокуратуре гарнизона, Ткач больше времени валялся дома на диване с книжкой, чем пыжился на службе. И это было хорошо, как всем казалось.

Наши отношения с Ольгой перерастали в нечто большее, чем просто дружба. Мне уже много чего было позволено, но, к сожалению, пока ещё не самое главное. Хотя на словах мы уже готовы были ко всему, но на деле — её что-то удерживало. Наверное, то, что Женька мог в любую секунду появиться дома. А его-то лечить не надо — сразу вычислит.

С друзьями мы виделись, как обычно, на тренировках, да и не только, хотя времени было несколько меньше, потому что мне приходилось уезжать в сторону центрального рынка, где жила тетя Галя до одиннадцати часов вечера, чтобы та не беспокоилась. Хотя, когда надо, я ей звонил и придумывал что-нибудь, чтобы не приходить ночевать. Она вздыхала, но не могла ничего сказать против — я же всё равно сделаю по-своему.

— Всё нормально, — успокаивал я её.

«Да, ничего нормального нету, — думала тетя Галя, и ещё просебя, наверняка, добавляла, — эх, Томка, Томка!»

Судя по рассказам, какой-то бухой начальник из военной прокуратуры с халявами на «Ткачином» Уазике ночью врезался на Байкальской в столб. Разогнав баб, догадавшись забрать автомат, он свалил и позвонил Ткачу. Женька взял всё на себя, якобы он был в самоволке. Начальник усидел на месте, а Ткача отправили в Чистые Ключи под Шелехов дослуживать оставшийся год. Много седых волос этот случай прибавил родителям. Но Ткача был правильным пацаном, это все знали, а тащить котловскую в Чистых Ключах — семечки!

Завод, Батыр, Вильдан, Зевельд и Войнич тоже в это время служили. Причем, бродяга Войнич служил в морской пехоте. Борька, хоть и служил в Безречной под Читой, однако умудрялся приезжать в Иркутск довольно часто. И тогда, если не было Ткача в городе, он шел на контакт со мной — других-то корифанов не осталось — все в армии. Боря приезжал всегда с «подарками». Он тащил службу где-то на директрисе — особой точке военного полигона. А там боеприпасов и других специальных средств было море. Кто их учитывал? Вот Завод и привозил подарки из Армии.

Первый раз он привез «Синеглазку». Несколько шашек слезоточивого газа. Одну из них он предложил опробовать в подъезде ненавистного ему человека, который, по его же словам, очень плохо относился к нему в Армии, но теперь дембельнулся и живет в Иркутске. Неправильно это, если земляк земляка в Армии не поддерживает. Хуже того, ещё и строит. Боря решил отмстить. Сказано-сделано, на улицу ночью вывалился весь подъезд, кто в чём был. Боря шепнул: «Подожди меня здесь», — удалился и скоро вернулся довольный.

— Теперь он долго будет помнить, — сказал Завод, снимая с пальца некое подобие кольца, остриё которого было не меньше двух сантиметров.

В следующий раз Завод привез дюжину наступательных гранат «РГД». Ткач был в городе в очередной командировке, мы встретились втроем. Манящие запретные «яблочки» цвета хаки с ввинчивающимся запалом, естественно, манили новизной возможных ощущений. Интересно было узнать, что чувствует человек с такой игрушкой в кармане в людном иди публичном месте. Испробовали. Оказалось, много чего чувствует. Во-первых, уверенность в себе. Во-вторых, он обладатель тайны, которую никто не знает, не осознает и даже подумать, догадаться не сможет о ней. В-третьих, жизни окружающих висят на волоске, а он держит «ножницы» в кармане. В-четвертых, приятно, что тебя никто не запалил и не заметил — ты ушел спокойно, но получил большую порцию адреналина.

Но ведь это ещё полбеды — хочется узнать, увидеть и ощутить, как Это действует. Пошли — рванем? Запросто!

Вечерело, точнее, ночнило, точнее — стемнело. За инязовским общежитием стройплощадка. Пока только котлован и огромные насыпи. Чем не место для испытаний? К тому же, из окон общаги, не прекращаясь, несётся громкая музыка, и если что-то ухнет, никто внимания не обратит. Пошли туда.

Но у Ткача свой взгляд на жизнь. Была охота кидать в пустой котлован! Какая в этом выгода? У тебя есть гранаты, ты можешь многим дать понять, что вооружен и очень опасен, так зачем тратить гранату впустую? К тому же риску никакого в котловане, а он любил рискнуть. Наверное, так рассуждал Ткач или примерно так. Поэтому медлил.

— Давай её в помойку швырнем, — предложил Завод, увидев прямо под окнами мусорный контейнер, который, как и все помойки на свете, слегка дымил подожженным мусором.

— Давай. Посмотрим, как его разнесёт, — согласился Ткач.

Поднявшись на край отвала-насыпи, Женька взял гранату и крикнул в сторону помойки:

— Есть кто?

В ответ молчание. Из темноты, окружающей бак, даже кошки не выскочили.

— Я последний раз спрашиваю, есть кто? — на всякий случай спросил Ткач, потому что за бетонными блоками, приготовленными для стройки, могли гаситься влюбленные. — Нет? Ну, тогда не обижайтесь!

Ткач швырнул гранату.

Ещё в воздухе щелкнул замедлитель. Потом послышался удар о металл мусорного бака. Потом, как показалось, граната отлетела на асфальт. Потом, с высоты отвала, мы увидели яркую вспышку, резкую и низкую, как будто молния сверкнула параллельно земле. Мы непроизвольно тут же присели. А через долю секунды до нас долетел звук взрыва.

Откуда-то посыпалось стекло. Парочка влюбленных убегала темными силуэтами вдоль освещенных окон общаги от бетонных блоков за угол здания, причем, у женщины сильно хлопали об асфальт босоножки.

— Я так и знал, — улыбнулся Женька.

Музыка замолкла. На многих этажах в раскрытых окнах появились головы молодых людей:

— Что там, Витёк? — кричала голова с пятого этажа голове на втором.

— Хрен его знает — что-то жахнуло! — отвечала голова со второго всем остальным головам в окнах.

— Наверное, баллончик от лака? — предположила голова на третьем.

— Может быть, но тогда это очень большой баллончик, — недоверчиво согласилась голова на втором.

— А ты Веркину башку-то видел? Ей ведерный баллон надо! — пошутила голова на четвертом.

Почти все головы засмеялись, а одна женская сказала:

— У нас окно разбилось.

— Жарьте цыпочек — идем вставлять! — отреагировало сразу несколько голов.

Окна закрылись, музыка заиграла с новой силой, никто ничего не понял.

Мы спустились с насыпи посмотреть степень разрушения помойки, асфальта, стен и окон. Но в темноте ничего не было видно.

Наутро тоже следов никаких, лишь слегка почерневший асфальт. Но это и бумагу могли так поджечь — то есть, реально, никаких следов.