Бум

заточения. Где-то в глубине дома слышались голоса, но проверять, кто там,

что-то не захотелось. Потихоньку выскользнув из дома, мы добрались до

оставленных в лесу саней. Александра привела откуда-то своего вороного.

– Опять гусарствовать собралась, - с укоризной бросил Семён, обращаясь то

ли к нам, то ли к дочери, - совсем от рук отбилась, - с грустью в голосе сказал

он, - отца родного слушать не хочет.

Александра фыркнула, но ничего не ответила. Тем временем мы

расположились в санях и под управлением Семёна тронулись с места. Пока

суд да дело, я рассказала ему о том, что удалось прочитать в дневнике, и

поинтересовалась, есть ли тут неподалёку какая-никакая усадьба, где может

находиться предок Женевьевы, у которой после всплеска активности опять

наступило ухудшение.

Семён подумал, а затем заявил, что вроде бы знает о каком поместье шла

речь.

– Есть тут неподалёку имение, бывал я там. Лечил местную дворню. Вот туда

сейчас и поедем. Ехать нам вёрст шесть-семь. Часа через два на месте будем.

Замела позёмка, похолодало. Разговор дальше не клеился. Каждый

погрузился в свои мысли. Я и не заметила, как задремала. Александра

спешилась и забралась к нам в сани.

Так мы и добрались до места. Уже совсем стемнело, но челядь ещё не отошла

ко сну и о нас доложили. Вскоре мы сидели в тёплой гостиной, и пили чай с

пирогами. Я поинтересовалась, где находится больной француз. Меня

проводили на второй этаж, где в одной из комнат поместили Поля.

– Уж мы и нечаем, что барин поправится, - шепнула нам дворовая девка,

выделенная в помощь, - со дня на день ждём, что отойдёт, сердешный. Жаль,

такой справный, молодой, красавец, только худой уж больно. Его бы

подкормить, справный мужик выйдет. Хоть сейчас под венец. Ан нет, видно

господь забрать к себе задумал.

Дверь отворилась, и я увидела бледного мужчину, лежащего на кровати.

Казалось, он не дышит. Приглядевшись, заметила, что ошибаюсь.

– Позови моих спутников, - приказала девушке.

– Так молодые барыни уж в покои к себе ушли. Одной что-то худо совсем

стало, вот вторая и повела её почивать, - ответила та, - только барин да старая

барыня ещё бодрствуют.

– Так вот их и зови.

Девушка убежала, а я подошла к кровати. Действительно, как говорится,

краше в гроб кладут. Поль выглядел настолько плохо, что я засомневалась,

дотянет ли он до утра. Послышался скрип половиц и в комнате появились

мои спутники. Семён ту же направился к больному, пощупал пульс, потрогал

лоб и заявил, что дело плохо, не жилец мол.

– Ничего, ничего, - возразила я, - ещё поборемся. Василина, доставай покупки.

Лечить будем. Может, что и выйдет.

– Семён, попросите найти большую палку с перекладиной, а также добудьте

верёвку.

Мужчина ушёл выполнять моё распоряжение, пожав в недоумении плечами.

Сума сходят!

Я тем временем приготовила капельницу с физраствором, Василина

освободила руку Поля для инъекции. Вернулся Семён с палками и верёвкой.

Кое-как объяснив ему, что следует делать, закрепили пузырёк с лекарством,

ввели иглу в вену и процесс, как говорится, пошёл. Поль еле слышно

вздохнул. Теперь только ждать. Просмотрев всё приобретённые нами, решили

сделать после капельницы пару уколов. Думаю, не повредит.

Прошло около часа, прежде чем ёмкость с раствором опустела. Я, как самая

опытная, сделала уколы, и мы оставили Поля на попечении служанки.

В гостиной нас встретила хозяйка имения, дама лет пятидесяти. Вскоре

спустились Александра с Женевьевой, которая выглядела не лучшим

образом. Я спросила, почему та не спит. Подруга, шатаясь от слабости,

тяжело опустилась на стул, вздохнула и заявила, что пришла узнать, как дела

у Поля.

– Что с вашей подругой? – поинтересовалась хозяйка.

Я ответила, что та простудилась в дороге и вот теперь чувствует себя не

совсем хорошо.

– Извините, что принимаю вас по-простому, - продолжила она, разливая чай, -

слава богу, хоть вы принесли какую-то надежду на излечение этого странного

француза, которого привезли ко мне в усадьбу. Не важно, что басурманин, но

ведь человек. Молодой совсем. Все мои дворовые девки невесть чего себе

навоображали. Замуж за него собрались. Говорю, не для вас, так те всё

бегают, посмотреть, как он там. Слёзы тайком вытирают. Жалко, если умрёт.

Ему бы жить да жить. С ним и парнишка остался, слуга его. У меня живёт на

конюшне. От барина ни на шаг не отходит. Да толку-то что, тот лежит,

сердечный, бледный весь, еле дышит. Мы уж и домовину заготовили. Со дня

на день ждали, что богу душу отдаст. Ан нет, всё за жизнь держится.

А вы садитесь, садитесь. Чайку откушайте с вареньем. Сейчас велю погреть

чего, перекусите с дороги.

Внезапно дверь распахнулась и в комнату влетела служанка, которая осталась

с Полем.

– Ты чего врываешься, Дунька, не видишь, гости у меня, – отчитала служанку

барыня.

– Так чего я, - затараторила девушка, - я ничего. Только вот барин-то, который

больной, глаза открыл и на меня так зыркнет, что спужалась. Вот!

– Чего испугалась, раз барин очнулся?

– Так я и говорю, зыркнул на меня.

– Зыркнул, но не съел ведь.

Все поднялись из-за стола и поспешили за Дуней. Едва мы вошли в комнату,

где находился Поль, как тот, взглянул на нас и едва слышно прошептал:

– Женевьева! – и снова потерял сознание.

Уже хорошо. Значит, наше лечение пришлось кстати. Если очнулся, дело

пойдёт на лад.

Женевьева попыталась подойти ближе, чтобы разглядеть родственника.