Бумажный Тигр 3

– Ну, мисс ван Хольц, по всей видимости, не продешевила со своими, - пробормотал Лэйд.

– Мы все используем то, что в нашей власти. Это часть нашей природы.

Лэйд усмехнулся.

– И если бы в вашей оказались звезды, можно не сомневаться, небосвод уже был бы украшен мириадами аккуратных дырок! Заканчивайте, вам не пронять меня вашей сентиментальностью, у тигров толстая шкура. И мне плевать, чем вы руководствовались, когда вступили в сговор. А вот власть… Да, этот вопрос меня, пожалуй, крепко интересует.

Я хочу узнать, откуда у демона взялась такая власть, подумал Лэйд, борясь с желанием швырнуть не откупоренную бутылку с вином, мозолившую ему глаза, о ближайшую стену. И отчего он распорядился ей именно так, а не иначе. Демоны – существа, наделенные совсем иной природой. У них нет человеческих желаний, страстей и амбиций, ими управляют совсем другие ветра и течения. Что демон мог найти внутри «Биржевой компании Олдриджа и Крамби»? Каким образом оказался вовлечен в дело, которое не касалось его ни с одной стороны? В чем мог уловить выгоду для себя?..

– Мистер Олдридж, - тихо произнес он.

– Что?

– Вы вынудили его передать штурвал Крамби потому, что он не потерпел бы подобного на своем корабле? Сыграли небольшой мятеж, льстя себе тем, что не повесили предыдущего капитана, а отправили на необитаемый остров доживать свои дни?

– Господь всемогущий! – Лейтон уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых едва заметны были до предела съежившиеся зрачки, - Что вы такое говорите? Мистер Олдридж ушел сам и по доброй воле. Никто не вынуждал его. Никто из нас, по крайней мере.

– Тогда почему он сбежал? – резко спросил Лэйд, - Уж не потому ли, что вывел всех вас на чистую воду и испугался за свою жизнь?

Лейтон отвел взгляд.

– Так вы и этого не знаете… - пробормотал он, уже не силясь произвести на Лэйда впечатления.

– Чего? Чего не знаю?

– Про мистера Олдриджа. Он сбежал не потому, что испытывал к нам неприязнь или недоверие. Он сбежал потому что…

Лейтон замер, осторожно касаясь языком нижней губы. Будто пытался нащупать еще не произнесенное слово.

– Ну? – нетерпеливо спросил Лэйд, - Что с ним?

– Он сбежал потому, что сошел с ума, сэр.

***

– Это было два года назад, в девяносто третьем. Вскоре после…

– Кризис, я слышал, - резко оборвал его Лэйд, - И слышал по меньшей мере трижды. Мне нет дела до ваших биржевых сложностей, потому что существо, наложившее на вас лапу, явно не из числа ваших партнеров или конкурентов.

Лейтон поморщился. От этого короткого усилия мимических мышц его уши шевельнулись, поднявшись еще на пол-дюйма выше. Кончится тем, что они переползут на макушку, мрачно подумал Лэйд, и тогда даже пудра будет бессильна…

– Тогда, два года назад, положение и верно было серьезным. Я сам не большой знаток биржевых реалий, но запах краха сделался столь явственным, что затмевал даже запахи орегано и базилика, держащиеся в подвале Бог знает с каких лет. Даже я понимал, что дело катится к катастрофе.

– Корабельные крысы не большие знатоки навигации, - пробормотал Лэйд, - Но даже они способны оценить течь в трюме.

В другое время, возможно, эта реплика уязвила бы Лейтона, но сейчас он был слишком подавлен и опустошен, лишь безвольно махнул рукой.

– Всему виной было падение американских железнодорожных акций. Потом этот кризис нарекли Великой железнодорожной катастрофой девяносто третьего года. Но это потом. Тогда у него еще не было названия – редко кто из матросов столь сообразителен, чтобы придумать имя волне, которая уже идет наперерез кораблю, чтобы разломить его пополам.

– У вас живое воображение, - буркнул Лэйд, - Но я был бы благодарен, если бы вы держались ближе к истории.

Лейтон рассеянно кивнул.

– Нам нужны были деньги. Отчаянно нужны. Мы вытрясли начисто все копилки, продали все активы и готовы были, к ужасу мистера Кольриджа, заложить даже мебель в Конторе. Мистер Олдридж едва не сжег двигатель служебного локомобиля, днями напролет разъезжая по Новому Бангору в поисках денег. На острове не осталось ни одного банка, в двери которого он бы ни постучал, ни одного кредитного общества или ростовщика. Увы, обстоятельства обернулись против нас. Все компании отчаянно лихорадило, отчего живые деньги враз сделались большой проблемой. Некоторые пробоины мистеру Олдриджу удалось заделать, но другие… Наш корабль был так близок к гибели, как никогда прежде. Розенберг, отчаявшись найти выход, пичкал себя лошадиными дозами рыбьего порошка, Крамби впал в тихое помешательство и был в таком отчаянии, что я украдкой прятал от него ножи для бумаги, как бы он не повредил себе… Я думаю, этот кризис и надломил мистера Олдриджа. Сами знаете, иногда и крепкая доска лопается, если применить к ней слишком большое усилие, а он двадцать лет тащил на себе всю компанию, вкладывая в нее все силы без остатка.

– Кажется, тогда с ним и случился нервный припадок?

– Я бы сказал, он был на краю гибели. Две недели находился в горячечном бреду, не в силах даже подняться. По счастью, это случилось уже после того, как он спас всех нас, найдя каким-то образом недостающую для наших зияющих пробоин сумму. А когда оправился… уже не был прежним.

Лэйд насторожился.

– В нем что-то переменилось? Что-то в его манерах, в привычках, в пристрастиях?

Лейтон покачал головой.

– Нет. Это был все тот же мистер Олдридж, которого я знал много лет. Когда он впервые после болезни поднялся на палубу, все клерки выстроились в коридоре шеренгой и рыдали от счастья. Капитан возвращался на свой корабль, чтобы продолжить плавание. Он был слаб, но он улыбался и ободряюще кивал нам. Черт, даже я невольно прослезился. Но наше счастье длилось лишь два дня. На третий… На третий мистер Олдридж собрал весь оперативный совет в своем кабинете и сообщил о своей отставке. Так сухо и спокойно, будто речь шла о смене воды в вазах для цветов. Он выглядел… Скверно.

– Насколько скверно? – быстро спросил Лэйд.

– Как человек, которому за минуту до повешения вручили решение о помиловании, - ответил Лейтон, мрачно усмехнувшись, - И который вдруг обнаружил на нем отметку сувенирной лавки. Он был изможден и, кажется, напуган. Он не читал торжественных речей, которые полагается читать на прощание, никого не корил, вообще ни разу не повысил голоса. Просто сообщил, что с этой минуты оставляет пост оперативного директора на своего младшего партнера и компаньона мистера Крамби, сам же собирается удалиться на покой, чтобы прожить остаток дней в свое удовольствие, без кризисов и сопутствующих им тревог.

– Вполне понятное желание для джентльмена, которому стукнуло шесть десятков, - пробормотал Лэйд, - Последний ваш кризис едва не убил его, следующий наверняка бы свел в могилу. На его месте я бы и сам бросился прочь!

Лейтон натянуто улыбнулся. А может, просто поджал губы.

– Вы не знали мистера Олдриджа. Когда он сказал, что покидает компанию… Черт возьми, это звучало как если бы Папа Римский сообщил, что ему наскучило в Ватикане и он желает обосноваться в Саутволде, Саффолк, чтобы до скончания дней удить раков. После этого мистер Олдридж дал нам несколько инструкций. Коротких, емких и, к сожалению, вполне однозначных. Он запретил нам тревожить его или каким-то образом вмешиваться в его жизнь. Не спрашивать его совета, не отсылать финансовых сводок и прогнозов, не направлять никакой рабочей корреспонденции – ни единого листка.

– И вы выполнили это требование? – недоверчиво уточнил Лэйд.

Лейтон досадливо дернул плечом.

– Вынуждены были. Кажется, Розенберг еще год бомбардировал его своими депешами, но Госсворт наверняка отправлял их в помойное ведро. По крайней мере, ни единого ответа он, кажется, так и не получил.

– Это странно, - вынужден был признать Лэйд, - Я понимаю, отчего можно было перегореть к любимой прежде работе, но отчего возводить стену между собой и нею?

– Эта стена была прочнее крепостной стены Тауэра, - пробормотал Лейтон, - Мы много раз пытались преодолеть ее со своей стороны, но мистер Олдридж всякий раз совершенно четко давал нам понять, что не рад этому. Не раз и не два члены оперативного совета, сообща или поодиночке, пытались попасть к нему на прием. Тщетно. Верный Госсворт охранял его номер в «Восточном Бризе» с неистовством Цербера. Любые врученные ему визитные карточки немедля отправлялись в мусорное ведро, а цветочные букеты и всякие милые подарки – следом за ними. Мы сами не знали, чем вызвали такой гнев мистера Олдриджа, отчего впали в опалу. Пытались слать телеграммы – он не получал их. Давали объявления в газету – он не читал их или игнорировал.