Бумажный Тигр 3

– Мистер Крамби на правах младшего партнера и компаньона получил пай мистера Олдриджа в компании, это мне известно. Но что на счет всего прочего имущества? Кому оно досталось?

Синклер выглядел таким бледным и изможденным, точно ему стоило немалого труда выдыхать втянутый в легкие воздух. Но еще мог членораздельно говорить, хоть Лэйд и отметил с тревогой паузы между его словами.

– Никому… У мистера Олдриджа не было другого… имущества.

– Как это, черт возьми, может быть? Я понимаю, он всю жизнь жил своим детищем, но… Разве у него не должно было быть иной собственности? Домов, кораблей, рудников, породистых лошадей… чем там еще услаждают себе жизнь богатые люди?

Синклер вновь вяло покачал головой. Это выглядело как высохший земляной орех, перекатывающийся на подушке.

– Нет. Ничего… такого. У него не было даже дома.

Гостиница, вспомнил Лэйд. Мистер Олдридж последние годы обитал в гостиничном номере «Восточного Бриза». Раньше я никогда не задумывался, почему. Даже в худшие свои времена этот человек должен был быть достаточно богат, чтобы приобрести любой дом в Редруфе по своему выбору. Или снять дом за городом на сорок лет вперед. Но вместо этого…

Дьявол, вяло подумал Лэйд, ожесточенно растирая виски. Как будто мне мало загадок, окружающих меня в данный момент, я вынужден разгадывать те, которые отстоят от меня на много лет, мало того, связаны с человеком, с которым я никогда даже не был знаком!

– Значит, в его завещании не значилось никаких других наследников, кроме мистера Крамби?

– Совершенно… верно, сэр.

– Он не упомянул там даже своего слугу, этого, как его…

– Госсворта... – подсказал Синклер, - Нет. Никого. Только мистер Крамби и… никого более. Я сам видел… завещание. Читал его. Своими… глазами.

– Кажется, вы нашли в нем ошибку, - спохватился Лэйд, - Я слышал об этом, но не придал значения. Но сейчас я хочу знать все, что окружало мистера Олдриджа, его завещание и его компанию. Что это была за ошибка?

Синклер лежал с полуприкрытыми глазами и походил на человека, которого одолела глубокая сонливость. Судя по его редкому дыханию, по дрожащим векам, он в любой миг мог провалиться в сон. В сон, достать из которого его будет непросто, подумал Лэйд.

– Мистер Синклер! – он очень осторожно потряс его за плечо, борясь с ощущением, что трясет манекет из папье-маше, облаченный в хороший костюм, - Завещание…

Синклер пришел в себя. Глаза заморгали, приняв осмысленное выражение.

– Никаких сомнений в подлинности… - пробормотал он, - Его писал мистер Олдридж, мы проверяли почерк. Печати, свидетельства…

– Да, я знаю! Но что на счет ошибки? Была в нем ошибка?

Синклер вяло заворочался, отчего мебель под ним затрещала.

– Не ошибка, - выдохнул он и, возможно, эти два слова стоили ему больше сил, чем мистеру Уильяму Галли – все его пламенные речи в защиту Карлайла[10], - Небольшая… неточность.

– Какая? – требовательно спросил Лэйд, - Какая, Синклер? Вы помните формулировку?

Синклер набрал воздуха во впалую грудь. Попадись ему в нем пылинка, наверняка захлебнется и изойдет кашлем до беспамятства, подумал Лэйд с опаской. И плакал тогда мой никчемный бессмысленный допрос.

– Конечно… помню. «Весь свой капитал в «Биржевой компании Олдридж и Крамби» завещаю в равных долях своим компаньонам», - все это Синклер произнес на одном дыхании, точно магическое заклинание, - Небольшая неточность, но…

Лэйд встрепенулся.

– Но здесь не звучит имя Крамби! Ведь верно?

– И не должно… - пробормотал Синклер, - Мистер Крамби был единственным компаньоном мистера Олдриджа.

С собственностью в шесть сотых процента всего капитала, раздраженно подумал Лэйд. Мизерный пай, который выглядит скорее милостыней, щедро отщипнутой Олдриджем от своего тучного пирога. Однако это дало Крамби право именоваться компаньоном мистера Олдриджа и унаследовать весь огромный актив его компании.

– Значит, не было никаких других людей, которые могли бы претендовать по завещанию на его долю в компании?

– Нет. За всю… историю компании у мистера Олдриджа не было других… компаньонов. Никогда.

– И это не ошибка?

– Нет. Просто… - Синклер выдавил слабую улыбку, - Просто юридический оборот. Немного… странный, но абсолютно законный и корректный. Ни один… суд его не оспорит.

Лэйд попытался вспомнить все, известное ему о правилах оформления завещаний, но однако вынужден был признать свое полное бессилие в этом вопросе. Источником его познаний о юриспруденции и завещании в частности являлись дешевые пьесы, которые он иногда смотрел по субботам в миддлдэкском театре, те самые, в которых адвокатов все еще играли усыпанные пудрой древние старики в париках не по размеру, а злодей в последнем акте не находил ничего умнее, чем выступить с изобличающей его речью прямо перед судом присяжных, частными детективами и толпой полицейских.

В данном случае, к сожалению, почерпнутая оттуда информация не годилась к использованию – ни в «Норфолкских пройдохах», ни в «Шляпке для миссис Питч» эта тема в должной мере не раскрывалась.

– Что-то еще? – спросил Лэйд без особой охоты. Сейчас, когда Синклер исчерпал свою важность, ему не хотелось изматывать его своими вопросами.

К его удивлению Синклер едва заметно кивнул.

– Шкатулка.

– Что?

– Шкатулка из сейфа с… личными вещами мистера Олдриджа.

– Что там было? – жадно спросил Лэйд, - Вы ведь открывали ее?

Еще один кивок, такой слабый, что можно принять за конвульсивное движение головы.

– Да…

– Что там было? Синклер! Синклер, чтоб вас!

***

Восковая кожа Синклера оставалась сухой и сохранила вполне естественный цвет, но Лэйду бросилась в глаза неестественно сильная пульсация подкожных вен. В тех местах, где кровеносные каналы залегали неглубоко, на шее, на висках, у основания черепа, было видно, что они мелко подрагивают, с натугой перекачивая кровь мистера Синклера. Это показалось Лэйду нехорошим признаком. Как знать, не близок ли мистер Синклер к апоплексическомуудару?

Лэйд взял запястье Синклера в пальцы, чтобы проверить пульс, и едва не выронил его от неожиданности. Вены на его запястье, обмякшем, безвольном и похожем на разваренную суповую кость, бились совершенно жутким образом. Они то обмякали, отчего пульс делался нитевидным, дрожащим, едва нащупываемым, то вдруг брали такой ритм, будто аккомпанировали разнузданному ирландскому хорнпайпу[11] на девять четвертей.

– Мистер Синклер!

Ресницы Синклера задрожали.

– Да? Простите, на меня опять навалилась слабость. Мне кажется, или здесь отчаянно душный воздух? И этот запах… Не то анис, не то кардамон… Как будто посыпано специями…