Бунт женщин

На удивление нет сил.

— Может, ты и друг Денису… может, враг… может, тебе и кажется, что ты знаешь его… только иди скорее, прошу тебя, найди его. Я чувствую, я знаю, он может что-то сделать с собой. Пожалуйста.

Денис обманул меня, вселил в меня надежду. Он — лицемер. Он не сказал мне правды. Он сказал мне: «Я буду там, где будешь ты», а должен был сказать: «Я буду там, где будете вы, Мария Евсеевна и ты».

— Пожалуйста, Витя. Ты, сам говоришь, любишь Дениса. Помоги.

— А ты пока уедешь…

— Нет, я дождусь тебя.

Виктор ушёл. А я едва доползла до голубой комнаты и упала на постель.

Сплю не сплю… Денис — впереди, я — за ним.

Голос мамы:

— Она уехала? Вот она пишет в письме…

— Поезд — в четыре, билеты у меня, она не могла уйти без вещей.

Они обе буквально врываются в комнату.

— Доченька! — зовёт меня мама.

— Доченька! — зовёт Ангелина Сысоевна. — Тебе опять плохо? Что с тобой случил ось без меня? Я принесла вещи.

Сажусь в кровати. Приснившийся мне Денис уплывает, я могла бы удержать его, если бы не мама…

Мама давит себе грудь — сейчас начнётся приступ.

Я жду Виктора.

— Пожалуйста, Ангелина Сысоевна, сдайте билет, — говорю, едва шевеля языком и губами. — Неловко, я загоняла вас, но деньги пропадут. Я никуда не еду.

— Слава Богу, — шепчет мама. — Спасибо, доченька.

Она ещё не знает, что с Денисом может случиться беда.

— Слава Богу, — говорит Ангелина Сысоевна.

Мама давит грудь.

— Пожалуйста, мама, пойди отдохни. Тебе очень нужно скорее поспать, хотя бы пару часов. И я хочу спать. Посплю и приду домой. Я же никуда не уезжаю. Остаюсь. Мне только нужно поспать. Я не могу сейчас идти. Я посплю здесь и приду, как только проснусь.

— Ты не обманываешь меня? Можно, я возьму твои вещи домой?

— Можно. Возьми мои вещи. Ничего не готовь, ляг.

— Что случилось? — спрашивает Ангелина Сысоевна, как только мама уходит. — Я вижу, что-то случилось.

Я закрываю глаза — пусть думает что хочет, я хочу спать.

— Пожалуйста, — едва ворочаю языком, — сдайте билет, всё остальное потом.

Она явно встревожена, но послушно идёт сдавать билет.

Что делала бы я без неё в этой жизни? Спасибо, Ангелина Сысоевна.

Глава одиннадцатая

Время тянется. Я хожу по комнате. Хожу по гостиной, по кухне. Зверь в клетке.

Пусть любит маму, только бы жив.

Ангелина Сысоевна возвращается через час. И почти сразу, следом за ней, вваливается в гостиную Виктор. Он именно вваливается, чуть не падает, налетая на кресло у телевизора.

— Ты была права. У матери взял бланк, подделал рецепт, в аптеке купил таблетки, шёл, идиот, глотал, шёл, глотал. Не успел упасть, я вышиб из его рук эту чёртову гадость! — Виктор бросает на стол коробку с ничего не говорящим мне названием. — Едва доволок его до больницы, никогда не думал, что столько в нём весу! Сознание потерял там. Промывают. Там его предки. — С волос и по лицу Виктора течёт вода, он стирает её рукой, а лицо тут же снова — мокрое.

— Господи, да объясните мне, что случилось?

— Ну идёмте же! — Но у меня подламываются ноги, я опускаюсь на диван, ватная. Никакая сила не поднимет меня.

— Он жив, — шепчет мне в ухо или кричит Виктор.

Ангелина Сысоевна ни о чём больше не спрашивает.

Какое-то время мы сидим и молчим.

— Пойдёмте. — Я встаю, и ноги, хотя слушаются плохо, идут.

Ангелина Сысоевна молчит. Она — умная, поняла, о ком мы.

Больница. Не проходит и пяти минут, как она даёт мне белый халат, подталкивает к двери палаты:

— Иди!

Его не вижу. Белый сугроб навис над ним.

— Сыночка, очнись… Сыночка! — Над ним плачет его мать.

Ноги не идут, а как-то я оказываюсь около него. Это не он. Одни губы. Вывороченные, толстые. Вместо лица — губы.

Нельзя, чтобы узнала мама…

— Сыночка, очнись!

Я сижу в ногах Дениса. Вглядываюсь в его лицо.

— Пойдём, пожалуйста, ты уже несколько часов здесь. Маме сказали, будет жить, опасность миновала. Пойдём. — Голос Виктора стуком дятла.

Я должна пойти домой.

Дома спит мама. Когда она проснётся, я должна быть дома.

Я иду домой. И прихожу домой.

Мама спит. Отец готовится к урокам.

— Явилась? — спрашивает он.

Явилась. Я явилась домой. Почему я не иду в свою комнату, а сажусь к столу, под лимонное деревце? Это моё место.

— Мама сказала, обед на столе.

Отец говорит мне человеческие слова. Не спрашивает, где я «шлялась», и не говорит, что докопается до того, кто отец ребёнка. Он готовится к урокам.

Звонок в дверь. Отец идёт открывать.

— Витя? Здравствуй, Витя, заходи. Ты совсем взрослый.

— Я хотел бы поговорить с Полей.

Следом за мной Виктор идёт в мою комнату. Я плотно закрываю дверь.

— Он пришёл в сознание. Очень слаб, но опасность миновала. Мама позвонила из больницы.

— Спасибо, — говорю я и неожиданно для себя целую Виктора в щёку.

Мама просыпается утром. И идёт в школу. Пусть она узнает в школе. Не от меня.

Я в школу не иду. Не хочу слышать со всех сторон, что случилось с ним. Я знаю, что с ним случилось. А мама… она прежде услышит, что он жив и будет жить. Я сажусь делать вчерашние уроки и писать сочинение.

Школу я кончу. И уеду. В тот же день, как кончу школу. Только пусть мама будет жива. И Денис будет жив. И пусть они будут вместе.

Виктор пришёл на большой перемене:

— Не волнуйся, капельницу уже отключили, он в порядке. Я принёс тебе экзаменационные билеты.

— Маму видел?

— Не… — Виктор пожал плечами.

Видел, — понимаю я, — мама не в лучшей форме.

— При тебе сказали ей? — спрашиваю.

— Нет, конечно. В учительской.

— Она пошла к нему?

— Нет, конечно, уроки… Я побегу. Меня сейчас будут спрашивать. Химичка давно точит зуб.

Мама к обеду не вернулась, и отец потребовал от меня еду. Сварила картошку и сосиски, подала.

Мне хотелось есть, но не хотелось сидеть за одним столом с отцом.

Мама вернулась в пять. Я поспешила поставить перед ней обед. Она уставилась на меня. Смотрела — не видела. К еде не прикоснулась.

— Ну, всё в порядке? — спросил отец. — Ты чего не ешь?

— Всё в порядке? — повторила мама даже интонацию. Больше за весь вечер она не сказала ни слова и ушла спать, когда отец сидел ещё за столом.