Бунтарь

— Хорошо, — говорю я. — Но ты же на летних каникулах, верно? Разве ты не должна читать Нору Робертс или что-нибудь в этом роде?

— Впечатляет. — Далила прикрывает глаза. — Я в шоке, что ты смог назвать хоть какого-то автора. А теперь быстро назови еще кого-нибудь.

Я прикусываю нижнюю губу, сдерживая улыбку, и, черт побери, понимая, что могу быть облит дерьмом за это.

— Даниэла Стил, Джеки Коллинз.

— Я даже не хочу знать, откуда ты знаешь этих авторов.

— Ну и ладно! — Я и не был настроен объяснять, что когда в девять лет приехал жить к бабушке, то был неграмотным. Она научила меня читать, и я быстро занялся книгами, но все, что у нее было, это вульгарные романы. Я «проглотил» их за одно лето. Без сожалений. — В любом случае, я не собирался тебе рассказывать.

— Разве у тебя нет места, где ты должен сейчас находиться? — Далила поправляет пляжное полотенце под собой, чтобы оно покрыло ламели на шезлонге. — Ты играешь в футбол, верно? Ты не тренируешься летом?

— Тренировочный лагерь откроется не раньше конца июля.

— Так ты просто… Слоняешься без дела?

— Я работаю. Остаюсь в форме. Я достаточно занят. — Сняв полотенце с плеча, я накидываю его на шею, чтобы закрыться от солнечных лучей. — Разве ты не должна делать что-то для Рут, а не отдыхать у бассейна, как бездельница, думающая, что она на летних каникулах.

Далила закатывает глаза.

— Рут сейчас на обеде с банко (Примеч.: Bunco — салонная игра, в которую обычно играют двенадцать или более игроков, разделенных на группы по четыре человека, которые пытаются набрать очки, по очереди бросая три кубика). Завтра мы встречаемся с ее агентом по недвижимости. Поверь, я буду очень занята этим летом. Ты долго не увидишь меня.

— Это угроза или обещание?

Ее взгляд опускается, замирая на мокрой выпуклости моих пляжных шорт. Она может делать вид, что ненавидит меня, но этот взгляд говорит обо всем, что мне нужно знать. Под строгой наружностью прячется другая Далила.

Мое лето воздержания очень плохо на ней отразится.

И, блядь, на мне тоже.

— Черт, — говорю я с саркастическим блеском в глазах. — Я с нетерпением ждал, что буду нянчиться все лето с соседской девушкой. Кто теперь будет следить за моим расписанием и громкостью вечеринок?

Далила что-то бормочет себе под нос, нервно перебирает ногами по шезлонгу и берет свои вещи в руки.

— Ты уходишь? — Приподнимаю левую бровь. — Иисус, Далила, ты так напряжена. Я думал, что мы забавляемся. Обмениваемся колкостями.

Далила занята полотенцем, книгой, солнцезащитными очками и лосьоном для загара. Она поправляет соломенную шляпу на голове, лицо обрамляют свободные темные пряди. Наши взгляды встречаются.

— Я не напряжена. — Она поднимает охапку своих вещей чуть выше. — Я не спала прошлой ночью, устала с дороги и у меня на эту неделю километровый список дел. Будет не слишком нагло попросить тебя, чтобы ты воздержался и не называл меня школьной учительницей и не высмеивал того, что я читаю, когда пытаюсь расслабиться у бассейна?

— Останься. — Я указываю на ее шезлонг. — Я все равно ухожу.

Далила замирает, наблюдая за мной, сомневаясь в своем следующем шаге.

— Но просто, чтобы ты знала, красотка, ты не должна начинать, если не можешь закончить, — говорю я, потому что не могу с собой ничего поделать, и мне не терпится заставить ее улыбнуться, прежде чем уйду.

— О, я могу закончить.

— Очевидно, не можешь. Посмотри на себя: дуешься, сбегаешь с вещами в руках, потому что я дразнил тебя по поводу твоего гребаного купальника в стиле середины девятнадцатого века.

Далила бросает свои вещи на пустой шезлонг.

— Итак, мы начинаем сначала.

— Я шучу.

— Да, ну, это не смешно. Это грубо.

— Ты слишком чувствительна, красотка. Просто остынь.

— Перестань называть меня «красоткой» каждый раз, когда загоняешь себя в угол, — выдает Далила. — Это не действует на меня и довольно примитивно предполагать, что все женщины хотят, чтобы к ним обращались в соответствии с их предполагаемой внешностью.

— Грубость — это стук в чью-то дверь в два часа ночи, обращение с человеком, как с чертовым подростком, требование прикрыть вечеринку для того, чтобы получить свой драгоценный отдых.

— Мы серьезно возвращаемся к этому? — Далила испускает что-то похожее на стон, рычание и вой, и снова начинает собирать свои вещи. — Извини, что я не сказала ни «пожалуйста», ни «спасибо» и не поцеловала твою задницу. Уверена, ты не привык к тому, что женщина разговаривает с тобой, не прикусывая свои губы, не покручивая волосы, не подмигивая и не хихикая. Я, наверное, единственная женщина на земле, которая может стоять перед тобой, не бросаясь на тебя, и, возможно, ты не знаешь, как с этим справиться. Я не знаю…

Разглагольствования Далилы продолжаются, но я ее перебиваю:

— Ты намекаешь, что все женщины, с которыми я разговариваю — примитивные, озабоченные пустышки? — Чешу голову, наблюдая, как она загнана в угол. — Видишь, теперь ты — оскорбляешь меня. Это даже не подкалывание. Разве это не лицемерно?

— Достаточно. — Далила заканчивает разговор взмахом руки, и тон ее пронзительного голоса прорезает густую флоридскую влажность в этот приятный полдень.

Рука Далилы обессилено опускается, наши глаза встречаются и ее губы раскрываются, словно она в секундах от того, чтобы что-то сказать. Но она молча обувает скромные черные шлепанцы, разворачивается и уходит.

Я чувствую себя виноватым.

Немного.

Этой девушке нужно немного расслабиться и не вести себя как девяностолетняя в свои двадцать. Небольшой словесный бой ей полезен. Может, это заставит ее вылезти из своей маленькой раковины.

Оглянувшись вокруг, замечаю, что многие шезлонги начали заполняться, и слева сплетницы из Лагуна-Палмс уже обращают на меня свое внимание. Их губы сжаты, а солнцезащитные очки скрывают неодобрительные взгляды.

Я киваю им, проходя мимо, чтобы забрать свои вещи.

— Это не путь к сердцу молодой леди, Зейн, — говорит Этель Френч с неодобрением в голосе.

Останавливаюсь и отвечаю Этель и ее команде сплетниц:

— Я не пытаюсь добраться до ее сердца.

— Конечно, нет, — ее губы изгибаются в застенчивой усмешке, — но мы видим, как ты смотришь на нее.

Я смеюсь.

— Вы делаете из мухи слона.

— Она красивая женщина. Ты привлекательный мужчина. — Этель пожимает плечами. — Мы прожили достаточно долго, чтобы знать, когда парень любезничает с девушкой. В действительности все просто: когда молодой человек груб с молодой леди, на самом деле она ему очень нравиться. И зачастую бывает наоборот.