Бунтари не попадают в раи?

Тут как в противостоянии с диким зверем: запаниковал – считай, погиб. Твердость духа – это единственное, что у меня есть, и я не позволю подонку Игорю ее пошатнуть.

– А девочка созрела, – присвистывает он, окатывая сальным взором мой обнаженный живот.

Блин… Какой же он мерзкий! Старый вонючий козел!

– Выйди вон! – слегка повышаю голос. – Это моя комната. И я переодеваюсь.

– Да ладно, ты че какая дикая? Я ж это… Можно сказать, папка твой, – он делает шаг вперед, и на его губах появляется гаденькая улыбочка. – А папка дочку не обидит.

От этих слов и от похабной интонации, с которой они сказаны, мой желудок, сжавшись, дергается к диафрагме, а к горлу подкатывает рвотный позыв. Противно так, что аж блевать хочется. Я думала, Игорь уже достиг пика своей отвратительности, но, как выяснилось, ошибалась: говнюк ставит новые рекорды, раскрывая во мне доселе неизведанные грани ненависти.

Покачивая жирным брюхом, он медленно приближается ко мне, и я делаю первое, что приходит на ум. Подношу к уху телефон, который все это время держала в руке, и нарочито бодрым голосом произношу:

– Да, Виталина Андреевна, извините за паузу, меня просто отвлекли… Что вы говорили насчет украшения актового зала?

Очевидно, поверив, что на том конце провода действительной мой куратор, Игорь останавливается, задумчиво чешет облысевший затылок, а потом, шаркая тапками по линолеуму, направляется прочь.

– Я думаю, воздушные шары отлично подойдут, – весело щебечу я, медленно отступая к распахнутым дверкам шкафа. – Да-да, белый и голубой хорошо сочетаются…

Дождавшись, когда Игорь скроется из виду, я быстро натягиваю первую попавшуюся футболку, хватаю рюкзак и полей устремляюсь в коридор. Молниеносно просовываю ноги в ботики, накидываю куртку и распахиваю входную дверь, которая опять издает стон раненного животного.

Однако сейчас я почти не обращаю на это внимания.

***

– С вас триста сорок четыре рубля, – выдает прыщавый парнишка-продавец, взирая на меня с нескрываемым интересом.

Изначально я планировала просто-напросто стырить приглянувшуюся дверную цепочку, но, к несчастью, оказалась единственным посетителем в этом маленьком строительном магазинчике. Воровать под пристальным наблюдением продавца было бы слишком рискованно, поэтом пришлось тащиться с выбранным товаром к кассе.

– У меня только двести, – признаюсь я, раскладывая перед ним две мятые бумажки. – Больше нет.

– Но… Сумма чека триста сорок четыре…

– Да-да, я слышала, – перебиваю нетерпеливо. – Давай ты вложишь за меня эту мелочь, а я в благодарность дам тебе свой номер телефона? Можем как-нибудь погулять.

Явно заинтриговавшись моим предложением, прыщавый глупо щерится, а я принимаюсь нервно барабанить пальцами по прилавку.

– Ну че? Да или нет? – тороплю. – У меня просто времени в обрез.

– Эээ… Ну хорошо, – наконец решается парнишка. – Диктуй.

Называю одиннадцать цифр, и этот хитрец тут же кидает мне дозвон. Прошаренный. Видать, уже обжигался с левыми номерами.

– Ну все, будем на связи, – бросаю я, засовывая дверную цепочку и шурупы в карман куртки. – Чек давай сюда.

Выдергиваю бумажку из рук довольно скалящегося продавца и направляюсь на улицу. На ходу блокирую номер доверчивого паренька везде, где это только возможно, и со спокойной душой забываю о нем. Уже собираюсь засунуть мобильник в карман домашних штанов, когда он внезапно пиликает, и на экране высвечивается сообщение от Бестужева: «Приятно знать, что я все-таки тебе нравлюсь, дерзкая».

Провокатор.

Так и знала, что этот несчастный лайк мне боком выйдет!

Глава 21

Егор

– Вам помочь убрать со стола? – вежливо интересуюсь я, допивая чай.

– Нет-нет, я сама, – отмахивается тетя Наташа, ловко орудуя тряпкой. – Беги давай, а то на учебу опоздаешь.

Посудомоечной машины у Симачевых нет, поэтому женщине ежедневно приходится перемывать кучу тарелок, кастрюль и чашек собственными руками. По возможности я всегда стараюсь ей помогать, но она, если честно, не особо жалует мою помощь. Говорит, что хлопотать по хозяйству – это женское дело.

Я, разумеется, вслух не спорю, но внутренне не соглашаюсь. Женское-то, может, и женское… Но она ведь еще восьмичасовую смену на кассе в супермаркете тащит! А после основной работы дома пашет: кушать готовит, стирает, гладит. Несправедливо это как-то… Вот я чуть что и подрываюсь ей в помощники.

– Да не опоздаю, у меня еще сорок минут до начала занятий. Давайте я посуду домою, а вы идите собирайтесь, – настаиваю я. – Вам ведь еще краситься нужно.

Тетя Наташа с сомнением косится на часы, а потом с благодарностью кивает и торопливо устремляется к зеркалу. Это мужской половине человечества хорошо: помылся, оделся и пошел. А женщинам ведь марафет наводить надо. Косметика, духи, прическа.

Помнится, моя мама всегда шутила, что быть красивой – это огромный труд, и мы, мужчины, этот труд недооцениваем. Родительница знала, о чем говорит: она была фантастически красивой женщиной. Каждую годовщину их свадьбы, поднимая тост, отец дивился, как ему, простому парню, удалось заполучить себе в жены такую королеву.

Разложив чистую посуду по шкафам, я выхожу в коридор, облачаюсь в пальто и, попрощавшись с домочадцами, покидаю квартиру. На улице по-прежнему промозгло и зябко, но редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь решето затянутого тучами неба, дарят робкую надежду на то, что эта нескончаемая зима находится уже на последнем издыхании.

Задрав повыше воротник, я засовываю руки в карманы и, перепрыгивая через темные лужи, устремляюсь вдоль по тротуару.

Жить в глухой провинции оказалось несколько труднее, чем я изначально предполагал. Во-первых, здесь повсюду такие мрачные виды, что от их созерцания так и подмывает затянуть петлю на шее. Само собой, это метафора, и реальных мыслей о суициде в моей голове нет, но уродливые дома, разбитые дороги и потонувшие в бедности дворы действуют на меня крайне удручающе. Может, конечно, проблема в затянувшемся межсезонье и с приходом настоящей весны ситуация немного выправится, но тут уж, как говорится, не угадаешь. В Москве, например, в любое время года красиво.

Во-вторых, спустя пару недель моей жизни на новом месте выяснилось, что я радикально отличаюсь от окружающих меня людей. Не столько взглядами и убеждениями (хотя и тут пропасть безгранично велика), сколько внешним видом.

Понимаете, живя в столице, я совершенно не придавал значения тому, что, оказывается, одеваюсь дорого. Там все так одевались. Брендовые вещи не бросались в глаза, а айфон последней модели являлся чем-то само собой разумеющимся.

Но здесь… Здесь все совершенно иначе. Я хожу по городу в своем пальто от Армани и замечаю, как на меня оборачиваются люди. Не просто заинтересованные девчонки, нет… Взрослые мужики! Видимо, им в диковинку видеть качественную одежду, вот они и таращатся.