Буря в старом городе

***

Лето будто решило напомнить о себе - густое марево духоты в эти последние дни августа повисло, сдавленное стенами домов.

Но поздним вечером духота отступила. Раскалённый воздух сменился приятной прохладой. Повеяло ароматами приближающейся осени.

Тёмно – зелёные деревья неслышно колыхали листвой и, казалось, под потоками воздуха подрагивают звёзды и застывшая в облачной дымке луна.

Подсвеченные облака медленно укрыли ночное светило, дав работу тусклым фонарям, освещавшим усталые клёны, белые скамейки и тяжёлые гроздья чёрного винограда, каким всегда славилась Гребовка.

Он медленно шёл по аллее, чувствуя на себе множество напряжённо следящих глаз, как живых, явленных миру на какой-то срок, так и потусторонних, чья жизнь длинна и непонятна. Где-то далеко заливались трубы, тренькало банджо, а потом всё стихло. Вдруг завелись собаки – визг и писк, рычание перешли в вопль, затем в лай. Далее последовал шелест бегущих животных, и опять всё затихло.

Мирослав вздрогнул – казалось ожило дерево. От него отделился долговязый человек.

Мирослав сжал ручку чемоданчика. Он узнал этого высокого человека с желтоватыми усиками на мрачном лице и опущенными уголками губ – одного из шайки Мачки.

– Вечер добрый, господин Липский. Куревом не угостите?

Мирослав достал портсигар. Долговязый жадно закурил, сложив ладони куполом над крохотным пламенем зажигалки.

– То что обещано – с вами?
– спросил он, выпуская дым, окутывая Мирослава табачным запахом.

Мирослав подтвердил:

– Со мной. И учтите, если вы захотите насильно отнять книгу – ничего не выйдет! Этот чемоданчик вам не открыть. Поэтому, сначала – Виола. Отпустите её – тогда получите всё, что нужно.

Шимон улыбнулся лошадиной улыбкой.

– Пан Мачка велел для начала показать её. Но отпустим её тогда, когда вы передадите нам книгу.

– Я хочу видеть её, убедиться, что она здесь и с ней всё в порядке.

Долговязый легко свистнул. Медленно, визжа колёсами, по аллее подъехал знакомый катафалк. Кони, ударив копытами, остановились. На козлах сидел усатый Войтех с неизменным моноклем, сверкающим в глазу, одетый в сюртук и полосатые брюки

– Ну что, Шимон, всё по плану? – спросил он.

Долговязый Шимон махнул рукой и крикнул:

– Показывай!

 Войтех слез и открыл дверцу.

Выглянула Виола – при свете фонаря её лицо было бледным и растерянным.

– Господи, Мирослав! Что они хотят от тебя, милый?

– Всё будет хорошо. Спокойно жди, - ответил Мирослав, с усилием сдерживая себя.

Лицо Виолы исчезло.

– Это всё, Липский. Болтать будете после. А сначала дело, - промолвил Войтех.

Из катафалка выбрался горбатый карлик. Он был в плаще почти до самых пят и в большой круглой шляпе.

Войтех предложил:

– Гвельф, объясни ему всё.

Горбун процедил тонким голосом:

– Как видите ваша дама в целости и сохранности. Пойдёмте теперь, покажите свою добычу.... Если всё будет в порядке – получите свою милку.

И его звонкий смех рассыпался по парку.

– Зачем куда-то идти? Давайте здесь..., - предложил Мирослав.

Его перебил Шимон:

– Здесь темно и неудобно. Там дальше имеется беседка и скамья. Там мы всё и посмотрим.

Они зашагали по аллее к небольшому строению на пригорке, утопавшему в тёмной зелени.

Бледные лунные потоки просеивались сквозь тополиную листву.

Впереди шёл горбатый Гвельф, неся зажжённую лампу.

Старинная беседка оказалась полуразрушенной и увитой плющом. Вокруг холодно синела ночь. Внизу, за кустами, у самого подножья склона, слышался тихий плеск ручья. Его перебил хриплый звук саксофона – далёкий и безнадёжный.

На стекле керосиновой лампы виднелся чёрный язычок копоти.

– Ну и что там? – спросил горбатый Гвельф, кивая на чемоданчик.

Мирослав какое-то время размышлял, потом вынул ключ.

– Только давайте без фокусов...

– Открываем! – громко скомандовал Шимон.

Мирослав щёлкнул ключом. Под лучи фонарей явилась шкатулка.

Далёкий саксофон умолк. Книга в шкатулке казалось чёрной бездной, ведущей в преисподнюю.

– Есть! – очарованно прошептал Шимон и вынул книгу. – Хорошо! Пан Мачка будет доволен.

Выпуклые глаза Гвельфа блеснули зелёным:

– Вы молодчина, Липский, дайте - ка я обниму вас, дружище!

Мирослав даже не успел воспротивиться этим мерзким объятиям. Горбун тут же прыгнул на него и молниеносным ударом снизу вонзил кинжал.

Затем он с Шимоном вытолкнули тело из беседки. Шелестя травой, оно тяжело покатилось вниз, туда, где в кустах шумел ручей.

Прихватив добычу, Шимон и Гвельф выскользнули из беседки в синеву ночи. Лампу притушили, чтобы не обращать на себя внимания.

По стуку копыта, фырканью они определили место, где стоял катафалк. Далеко в ресторане празднично загудели невидимые люди.

– Всё в порядке, Войтех! Поторопимся! Стегай лошадей, поехали, - скомандовал Шимон.

Они с Гвельфом сели внутрь катафалка, где безучастно сидела девушка. Лицо её было закрыто тёмной вуалью.

Человек на козлах хлестнул лошадей, и катафалк тронулся. При жёлтом свете лампы Шимон стал осматривать книгу.

– Смотри, то, что надо, - сказал он горбуну.

Гвельф скрипучем голосом промолвил:

– Слушай, эта книга – тысячи золотых монет. Может сбежим с нею и продадим?

– Ты что! – отмахнулся Шимон. – Ты дурак горбатый! Я много лет верно служу хозяину и не собираюсь его предавать.

– Как хочешь! Я же только предложил. А ты чего молчишь? (Гвельф обратился к Виоле). Скучаешь за своим ухажёром? А его уже нет.

Тут горбун захихикал.

– Но ты не тоскуй! Зато мы есть! И хозяин велел делать с тобой всё, что мы захотим!

Шимон хихикнул в темноте:

– Представь себе – огненная любовь в катафалке! Ха-ха!

– А ну - ка, что у тебя здесь? – елейным голоском сказал горбун.

В его руке появился кинжал. Одним взмахом он рассёк верхнюю часть платья.

И тут они застыли.

Шляпка с вуалью была отброшена. Но перед ними была не Виола. Свет лампы озарял лицо совсем другой женщины с насмешливым лукавым взглядом. Её тщательно уложенные волосы отливали медью.