Буря Жнеца

Хром буркнул: – Хорошо, что ты не суеверен, Эброн. Лично я хотел бы соскочить с этой хребтины прежде, чем упаду и опять сломаю колено.

Шип захохотал: – Именно это ты и должен сделать, Хром!

– Спасибо, капрал. Я реально благодарен за заботу.

– Забота. Правильное слово. Я поставил пять империалов на то, что ты оправдаешь кличку еще до конца месяца.

– Ублюдок.

– Шип, – сказал Корд (в это время Хром торопливо отбежал от обрыва, что заставило всех улыбнуться), – где Синн сейчас?

– На том старом маяке.

– Ясно. Пойдемте в укрытие. Дождь на лету в снег превращается.

– Точно, – с внезапным гневом сказал Эброн. – Она не просто сдерживает лед, сержант – она его убивает. Вода прибывает, и прибывает быстро.

– Я думал, он так и так помрет.

– Да, сержант. Но она ускоряет процесс. Не просто разрывает Омтозе Феллак, как гнилые прутья в корзине – нет, она плетет что-то другое.

Корд вытаращился на мага: – Не одна Синн у нас онемела. Что ты имел в виду под «другим»?

– Не знаю я! Худовы яйца! Не знаю!

– Там никаких корзин, – вмешался Хрясь. – Я никаких не вижу. Болотные свинки, Эброн! У тебя глаз так глаз! Даже когда я щурюсь, не вижу никаких…

– Хватит, сапер, – оборвал его Корд. Он еще раз посмотрел на Эброна – и отвернулся. – Идемте, у меня между ног ледышка, и это еще самое теплое место.

Они направились вниз, к хижине рыбака, которую сделали своей «базой».

– Вам нужно избавиться от нее, сержант, – заявил Хрясь.

– От кого?

– От ледышки между ног. Хотя бы руками согревайте.

– Спасибо, Хрясь. Я еще не настолько отчаялся.

***

Это была уютная жизнь. Если хорошенько подумать. Да, Малаз трудно назвать жемчужиной Империи, но там хотя бы нельзя было попасть в шторм и утонуть. Да и на компанию нельзя было пожаловаться. У Щупа собиралось достаточно дураков, чтобы Вифал чувствовал себя как дома.

Бравый Зуб. Темп. Банашар… ну, хотя бы Банашар здесь. Единственное знакомое лицо, кроме троицы нахтов и, разумеется, женушки. Разумеется. Ее. Хотя Старший Бог приказал ждать, кузнецу – мекросу хотелось бы, чтобы ожидание продлилось вечность. «Проклятие всем богам с их постоянными ссорами. Они привыкли использовать нас как заблагорассудится».

Даже после года, проведенного на одном корабле с Адъюнктом, Вифал не мог бы сказать, что хорошо узнал ее. Верно, у нее был довольно длительный период печали – как говорили, она потеряла в Малазе любовницу – так что Адъюнкт казалась скорее мертвой, чем живой.

Если сейчас она пришла в себя… что же, «я» у нее довольно скромное.

Богам все равно. Они решили попользоваться ей, как попользовались им. Он мог разглядеть отсвет понимания в ее невыразительном взоре. Если она решила противостоять богам – она оказалась в одиночестве.

«У меня никогда не хватало смелости. Даже думать не решался. Может быть, для того, чтобы сделать задуманное, ей приходится стать меньше чем человеком? Больше чем человеком? Возможно, она решила стать меньше, чтобы потом стать больше». Многим кажется, что она окружена союзниками. Такими, как сам Вифал, как Банашар, Сендалат, Синн и Кенеб. Но он знает лучше. «Мы все следим. Ждем. Гадаем.

Мы не решились.

Именно этого ты хотел, Маэл? Доставить меня к ней? Да, именно ее я ожидал.

Что неумолимо приводит к самому трудному вопросу. Почему именно я?»

Да, он мог бы рассказать ей о мече. Своем мече. Орудии, которое он сковал, в которое вдохнул жизнь по воле Увечного Бога. Но так ли важно орудие?

Адъюнкт не была смущена. Она выбрала войну, непонятную даже собственным солдатам. Ее цель – сокрушить империю. Императора, держащего в руках тот меч. Императора, сведенного с ума собственной силой. Еще одно орудие богов.

Трудно примириться со всем этим. Трудно верить в смелые решения Адъюнкта. Морская пехота выброшена на берега Летера – не одной могучей массой, но разрозненными отрядами, скрытно, в ночи. Затем транспорты были сожжены. Словно в насмешку над всякой логикой.

Объявление, которого не могли не заметить. «Мы здесь. Найдите нас, если осмелитесь. И будьте уверены – скоро мы сами вас найдем».

А большая часть другого легиона осталась на бортах кораблей. Одна Адъюнкт знает, куда подевались хундрилы. И большая часть сил Напасти.

– Что это? Ты растекся мыслью, муженек?

Вифал неохотно поднял голову, поглядел на сидящую у противоположной стенки каюты женщину с кожей цвета оникса. – Я человек глубокомысленный, – заявил он.

– Ты ленивая жаба, пойманная в яму одержимости самим собою.

– Тоже верно.

– Скоро мы сходим на берег. Я думала, ты окажешься у борта первым. Всё твое бормотание и хныканье… Видит Мать Тьма, я никогда не поверила бы, что мекрос может так жестоко ненавидеть море.

– Жестоко ненавидеть? Нет, это скорее… пресыщение. – Он поднял мускулистые руки: – Есть ремесло – починка кораблей. Но это не моя специализация. Я хочу вернуться к тому, чем владею лучше всего.

– Ковать подковы?

– Точно.

– Щиты? Ножны? Мечи?

– Если понадобится.

– Армии всегда нуждаются в кузнецах.

– Не моя специализация.

– Чепуха. Ты можешь превратить железо в клинок не хуже любого оружейника.

– Ты, верно, многих знала?

– С такой долгой жизнью, как у меня, я видела слишком много всяческого народа. Ну, наши жалкие подопечные, кажется, снова залезли в трюм. Ты их приведешь или мне лезть?

– На точно пора сходить?

– Думаю, Адъюнкт уже на берегу.

– Иди ты. У меня от них до сих пор мурашки ползут.

Женщина встала: – Тебе недостает сочувствия. Характерная черта одержимости. Вифал, это молодые Тисте Анди. Их покинул вначале Аномандер Рейк. Потом Андарист. Братья и сестры пали в никчемной битве. Слишком много потерь – они стали хрупкими, мир поселил отчаяние в их душах.

– Привилегия юных – наслаждаться цинизмом «усталости от жизни».

– Это и есть твои глубокие мысли?

– Мои глубокие мысли совсем другие, Сенд.

– Думаешь, они не заслужили снисхождения?

Он ощутил, как растет ее гнев. В конце концов, она такая же Тисте Анди, как и они. Некоторые вещи лучше обходить стороной. Вулканические острова. Плавучие ледяные горы. Огненные моря. И список уязвимых мест Сендалат Друкорлат. – Думаю, заслужили, – сказал он осторожно. – Но когда это цинизм был добродетелью? Они начинают утомлять.