Буря Жнеца
Шрифт:
– Какой ты умный.
– Даже ребенком вы были склонны к сарказму.
– Извини.
– Думаю, ответом могут стать Тисте Анди.
Она искоса поглядела на него: – Это как?
– Кто знает о прошлом нашего народа больше, чем ведьмы? Для кого прошлое ясно и просто? Кто не был исковеркан поколениями вырожденцев, привыкших к беспамятству и удобной лжи?
– У тебя язычок остер.
– Опять сарказм.
– Нет. Я впечатлена.
Челюсть задвигалась. Он молча глядел на Яни.
Она засмеялась. Невольно. – Ох, брат. Пойдем. Чужаки убрались и, наверное,
– На всех парусах к гибели?
– А ты что думаешь?
– Я не уверен, Полутьма. Девочка – волшебница, Синн…
– Может, ты прав. Услышав, что она уплывает, Сквиш и Стяжка пустились в пляс.
– Она разрушила полосу плотного льда длиной в половину Фентской Косы. Я бы не сбрасывал наших малазан со счета.
– Адъюнкт меня не впечатлила.
– Возможно, она не нуждалась в этом.
Полутьма обдумала это предположение. Потом обдумала его еще раз.
Они, не договариваясь, отвернулись от блистающей воды залива и уходящих в иноземных дымку кораблей.
Утреннее солнце начинало пригревать – еще одно, самое ясное доказательство гибели льдов. Угроза миновала, Остров выживет.
Первый ночной горшок опрокинулся над чистой мостовой, вывалив всё содержимое. Прохожие разбежались по сторонам.
– Народ приветствует свою Королеву.
– Да ладно, Йедан.
Капитан Добряк встал у фальшборта, поглядел через покрытую рябью воду на «Силанду». Солдаты обоих размещенных на проклятом корабле взводов вышли на палубу. Почти все собрались за игрой в кости – или в какую непотребную игру они там играют? – а весла рыхлят воду, поддерживая быстрый ритм. Мазан Гилани стоит около рулевого весла, рядом с ней виден сержант Корд.
«Счастливый ублюдок этот Корд». Лейтенант Прыщ, что стоял справа от Добряка, оперся руками о поручень, напряженно вглядываясь в Мазан (он полагал, что этим же заняты почти все люди во флоте, кроме занятых на вантах).
– Лейтенант.
– Сэр?
– Как вы думаете, чем вы заняты?
– Гм… ничем, сэр.
– Вы оперлись о планшир. Расслабьтесь. Мне что, все время придется говорить вам «расслабьтесь», лейтенант?
Прыщ выпрямился. – Извините, сэр.
– Эту женщину нужно упомянуть в рапорте.
– Так точно. Она немногое на себя надела, не так ли?
– Одета не по уставу.
– Чертовски отвлекает. Да, сэр?
– Вы, конечно, имели в виду – раздражает.
– Ах да, именно это слово я и искал. Спасибо, сэр.
– Трясы делают совершенно необыкновенные гребни, – продолжал Добряк. – Из панцирей черепах.
– Впечатляет, сэр.
– Дорогая покупка, но стоящая, смею утверждать.
– Так точно, сэр. Уже опробовали?
– Лейтенант, вы считаете – это смешно?
– Сэр? Конечно нет!
– Поскольку, как это ясно любому, лейтенант, ваш непосредственный командир почти лишен волос.
– Если вы имели в виду свою голову, сэр… да, это ясно любому, сэр.
– Или я поражен вшами и должен вычесывать их изо всех иных мест тела, лейтенант?
– Не
могу знать, сэр… То есть никак нет, сэр!– Лейтенант, приказываю пойди в мою каюту и приготовить дисциплинарный рапорт на этого солдата.
– Но, сэр, она моряк. Морской пехотинец.
– Каковой рапорт будет передан Кулаку Кенебу, как только представится возможность. Ну, почему вы еще здесь? Вон с глаз моих! И не хромать!
– Хромота давно прошла, сэр!
Прыщ отдал честь и поспешил прочь, стараясь не хромать. У него была проблема: он снова начинал хромать, едва завидев Добряка. Какая-то жалкая попытка вызвать сочувствие. Тем более жалкая, что капитан Добряк лишен сочувствия напрочь. У него и друзей нет. Кроме гребней. – Зубья у них есть, да кусать нечего, – пробормотал он, спускаясь в каюту Добряка. – Черепашьи панцири, хо!
Добряк сказал за спиной: – Кстати, я решил сопроводить вас в каюту.
Прыщ сжался, захромал, чуть не упав, схватился за поясницу. Открыл каюту. – Так точно, сэр, – произнес он чуть слышно.
– Когда закончите, лейтенант… мой новый черепаховый гребень нуждается в тщательной чистке. Трясы – не самые чистоплотные из людей.
– Как и черепахи.
– Что вы сказали?
– Я буду очень старательным, сэр.
– И осторожным.
– Абсолютно так, сэр.
– Я подумал, что следует проследить за вашими усилиями.
– Да, сэр.
– А вы случайно не захромали снова?
– Никак нет. Мне намного лучше.
– Иначе придется найти для вашей хромоты более основательную причину. Например, я найду здоровенную дубину и разобью вашу ногу на кусочки. Сойдет, как думаете? Вижу, ответа не требуется. Не пора ли найти чернильницу, лейтенант?
– Говорю тебе, Мазан, это Добряк там стоит. И слюнки на тебя пускает.
– Ты чертов дурак, – ответила она, добавив, – сержант.
Корд ухмыльнулся: – Даже на далеком расстоянии твои чары… э… неотразимы.
– Сержант, капитан Добряк не ложился с женщиной со дня возмужания. А в тот день, наверное, он получил шлюху, которой сначала попользовался папаша или дядя. Женщинам такое видней. Этот тип зажат в самом плохом смысле.
– О! А бывает и хороший смысл зажатости?
– Для мужчины? Ну, например, когда он соблюдает приличия и не пользуется выгодами чина. Слушай сюда, если не боишься. Все благородные поступки – следствие зажатости.
– Откуда ты это взяла, ради Худа? Вряд ли научилась в саваннах Даль Хона!
– Ты удивился бы, узнав, о чем толкуют женщины в наших хижинах.
– Ну, солдат, это мне доверили ворочать руль – так что не я подошел и пристаю, а совсем наоборот.
– Я просто прячусь от взвода Бальзама. Не говоря уж о твоем сапере, Хрясе, который решил мне поклоняться. Говорит, у меня хвост как у ихнего саламандрового бога.
– У тебя что?
– Да-да. Если он схватится за него, хвост отвалится. Думаю, он думает, что я слишком хороша для такого, как он. Можно сказать, облегчение. Хотя глазеть это ему не мешает.