Буйный Терек. Книга 2

Комендант оцепенело стоял у стола, поводя глазами. Грохнул второй выстрел.

— Тревога!.. Все по своим местам! — опомнившись, закричал Сучков и, хватая прислоненную к стене шашку, побежал вон.

— Эта грязная собака не поверил мне, — с презрением глядя ему вслед, сказал по-лезгински лазутчик сумрачно стоявшему переводчику.

Комендант поспешил на крепостную стену, откуда открывался вид на дорогу к Андрей-аулу, на остатки солдатской слободы, уничтоженной по приказу Ермолова.

В степи то съезжались, то разъезжались конные группы горцев. По дороге двигались пешие партии. Пыль поднялась за аулом, откуда вразброд слышались ружейные выстрелы. Не было видно, что делается там, но по стрельбе, по тому, как она то затухала, то снова разгоралась, было ясно: отрезанная от крепости кучка русских солдат еще жива и отбивается от мюридов.

— Дежурную полуроту за ворота! Всем в ружье! Орудиям зажечь фитили! — приказал Сучков, водя подзорной трубой по окраине аула, откуда высыпало не менее семидесяти-восьмидесяти пеших.

— Полуроты мало… Геннадий Андреевич. Посмотрите, сколько их там да сколько еще в ауле прячется. Хорошо бы всей роте выйти, занять подходы к крепости и валу. Казакам надо сделать ложную атаку, чтобы отвлечь орду на себя… Может, кто из отрезанных в ауле воспользуется, пробьется к крепости, — подсказал майор Опочинин, но комендант досадливо отмахнулся от него.

— Приказываю полуроту. Остальным занять свои места. Орудиям открыть огонь по цели, как только будет возможно.

— Ежели не сделаем вылазки да не кинем вперед казаков, пропадет взвод!.. — срывающимся голосом крикнул майор. — Надо отвлечь на себя мюридов… Может, кто тогда и пробьется, а мы им поддержку окажем.

Комендант не слушал его.

Во дворе крепости били барабаны, заливался горнист, к воротам спешили люди. За крепостной стеной слышались крики, возбужденные голоса, ржанье коней.

В раскрывшиеся ворота, мешая выходившей полуроте, вбежали две женщины, трое армян, кумык-лавочник. За ними, таща за руку мальчугана и неся привязанного за спиной ребенка, вбежала еще одна женщина.

Тем временем стрельба прекратилась и движение в ауле, замеченное с верков и степ крепости, улеглось.

Комендант, все еще водивший подзорной трубой по дороге и околицам Андрей-аула, облегченно вздохнул.

— Видать, тревога-то впустую… Налетела шайка гололобых на казаков да ожглась… Шуму много, а дела-то чуть…

— Нет, это еще не дело. Оно впереди, я знаю этих азиатов… это только передовые пошалили, а сам Кази-мулла еще не пришел… Бой-то у нас впереди… А что насчет казаков сказывали, так, я думаю, разъезд их да наш взвод, что там отрезанные, в упокойниках считать следует. — И майор Опочинин, сняв фуражку, перекрестился.

— И до чего вы тут все напуганы этим муллой, аж стыдно видеть! Оборванцы и босяки российских офицеров… — начал было комендант, но, оборвав речь, замахал в воздухе подзорной трубой.

Из аула на полном карьере вылетело человек одиннадцать казаков. За ними, охватывая их с флангов, скакало десятка три горцев. Они, нагоняя, рубили отстающих. Их шашки сверкали под солнцем. Опять раздались выстрелы. Четыре казака рухнули с коней, а горцы, не снижая карьера, с гиком и хриплыми криками рубили неведомо откуда бежавших к крепости солдат.

— Первое и второе орудия, беглый огонь! — скомандовал прапорщик-артиллерист, не дожидаясь приказа коменданта.

Полурота, высланная вперед, кто стоя, кто с колена, открыла огонь по мюридам. Две гранаты лопнули возле них.

За Андрей-аулом, там, где дорога сворачивала к Качкалыкским лесам, поднялось облако пыли. Оно росло и быстро передвигалось под ветром.

— Конница скачет… Это сам Кази-мулла, — всматриваясь в даль и прикрывая ладонью глаза от солнца, сказал Опочинин.

Балаганы, наспех построенные бродячими торговцами на том месте, где ранее стояла солдатская слобода, задымились и разом полыхнули огнем.

— Подожгли, — покачивая головой, продолжал майор, но комендант молчал. Он все еще смотрел в подзорную трубу. Лицо его было растеряно, нижняя губа дергалась.

— Геннадий Андреевич, надо подать команду… дело нешуточное… во-он сколько их высыпало из аула, — резким голосом сказал майор.

— Чего ж теперь делать… орудия бьют, солдаты стреляют… а дальше…

— Да командовать, командовать надо, черт бы вас побрал! — свирепея, заорал майор Опочинин.

Сучков нерешительно огляделся и тихо предложил:

— Бери на себя команду, решай сам… Я что-то не в себе, — и бочком пошел с крепостной стены.

Майор выхватил из его рук подзорную трубу и, перегнувшись через бруствер, закричал:

— Вторая полурота, в поле! Фальконетам открыть огонь! Пушкарям стрелять по аулу и дороге… — затем, не отрывая глаз от поля, на котором все больше и больше скапливалось конных и пеших мюридов, крикнул горнисту: — Играй «Все вперед!».

Услышав сигнал, солдаты перестроились в правильную, похожую на треугольник, группу, стали бить залпами.

Стоявшие позади заряжали ружья и передавали их стрелкам. По бокам, чуть выдвинувшись вперед, рассыпались пикеты, охранявшие тылы и фланги роты. Они тоже вели огонь по противнику. Несколько казаков, спасшихся от конницы Кази-муллы, спешились и через полуоткрытые ворота вошли в крепость. Никто их ни о чем не спрашивал, так измучены, взволнованы, почти невменяемы были они.

Из Андрей-аула выехала группа конных с двумя зелеными значками и полумесяцем на шесте.

— Пушкари, цель верней по этой группе.

Все орудия крепости стреляли по мюридам, держа их в отдалении от ворот. Сделав одну-две попытки атаковать роту, горцы с гиком бросились вперед, но огонь крепостных орудий и ружейные залпы защитников охладили их.

Пожар на месте бывшей слободки уже затих, и только дымные хвосты тянулись по ветру из-под головешек.

— Третья рота, в ружье и за ворота! Дальше валов и рва не идти… стрелять пометче, не жалеть зарядов, в случае чего — в штыки! — приказал майор, и третья рота карабинеров, топтавшаяся во дворе, скорым шагом высыпала на подмогу егерям.