Буйный Терек. Книга 2

Обед в Офицерском собрании был дружеским и в то же время официальным. Кроме тостов за государя, русскую армию и грядущую победу над мюридами, иных не было. Вельяминов заранее запретил провозглашать тост за него и других генералов.

После нескольких бокалов вина настроение у обедавших поднялось, за столом стало свободнее, не стесненные присутствием командующего, старавшегося меньше всего быть на виду, офицеры повели беседы на самые различные темы. Говорили о Петербурге, вспоминали общих знакомых; разговоры сближали, а будущая совместная жизнь в Грозной настраивала на благодушный лад. Кое-кто из «штабных» с нескрываемой грустью вспоминал жизнь на Кислых Водах; другие рассказывали о недавно закончившейся польской кампании, в которой участвовали они; третьи, забыв об официальном значении обеда, вполголоса напевали фривольную французскую песенку. Гвардейский ротмистр из окружения Вельяминова рассказывал казачьему генералу Федюшкину о чудесном голосе и красоте итальянской певицы Колонны, которую он недавно слышал в Петербурге. Казак, мало понимавший толк в певицах, да еще итальянских, молчал, лишь то и дело подливал чихирь в стакан ценителя фиоритур и женской красоты.

Небольсин даже не заметил, как исчез Вельяминов, да и другие не заметили этого. Обед, шумные разговоры, отдельные возгласы наскучили ему, и, подмигнув сидевшему напротив Булаковичу, капитан выбрался из-за стола.

— Рад вас видеть снова, — усаживая возле себя Небольсина, сказал генерал, внимательно вглядываясь в лицо капитана. — Я кое-что слышал о вас в бытность мою в Москве у Ермолова.

— Вы были у Алексея Петровича? — взволнованно спросил Небольсин.

— Конечно. Он мой друг и однокашник навеки, — просто сказал Вельяминов. — Оба мы тянули здесь одну лямку, оба пострадали, оба сохранили уважение и любовь друг к другу. А как же иначе?

Небольсин горько улыбнулся.

— Не все так думают, ваше превосходительство… Многие боятся даже произнести имя Ермолова…

— Да, я знаю это, но мы-то, Александр-джан, из другого теста. Он рассказывал мне о вас и о тяжелом… — генерал помолчал, — испытании, выпавшем на вашу долю… Я говорю о крепостной, которую вы тогда хотели похитить…

Небольсин молча кивнул.

— Мы и тогда с Алексеем Петровичем считали эту затею нереальной. Помните, что сказал вам Ермолов, — и Вельяминов, точно читая написанное, четко произнес: — «Пока у нас в стране крепостное право, закон и царь осудят тебя за это…» Помните?

— Помню, — глухо ответил Небольсин.

— Рассказал он мне и о дальнейшем… о дуэли и подлеце Голицыне… А жаль, дорогой мой, что вы не убили его. Надо, надо было пристрелить, одним подлецом было бы меньше в России.

— Только одним, — усмехнулся капитан, — а сколько б их еще осталось на свете.

— Я люблю Алексея Петровича и тех, кто верно помнят и чтят его. И вас тоже, капитан. Много, много воды утекло с того времени… И войны, турецкая, польская, и людей сотни прошли мимо, разве всех упомнишь, а вот тезка мой, Ермолов, в Москве два месяца назад, когда я заходил к нему, напомнил мне, просил о вас да еще об одном, бывшем разжалованном…

— Булаковиче?

— Кажется, так. С матерью его познакомил…

— Он, ваше превосходительство, здесь, в Грозной. В канцелярии по горским делам военным делопроизводителем служит. Прапорщик. Георгиевский кавалер.

— Здесь, при штабе? — задумчиво спросил Вельяминов, почесывая бровь. — И как служит?

— Преотлично.

— Н-да… Скажи ему, Александр-джан, пусть работает еще ревностней, чем прежде. При штабе будет трудно держать бывшего декабриста. Понимаешь, Александр-джан? — переходя неожиданно на «ты», сказал Вельяминов.

— Конечно.

— Вот и отлично! Ты с ним дружишь, вот и наблюдай за ним.

Еще с полчаса говорили генерал и капитан о Кавказе, о Ермолове, о новых порядках в армии.

Когда Небольсин уходил, генерал дружески сказал:

— Рад встрече, Александр Николаевич, в дальнейшем всегда к вашим услугам.

Придя домой, капитан переоделся и, позвав Булаковича, рассказал ему о своей беседе с генералом.

Действительный статский советник Чегодаев по своему положению занимал видное место среди командированных на Кавказ столичных должностных лиц.

Генерал Вельяминов любезно принял явившегося Чегодаева и через день отдал визит, приехав к нему домой. Евдоксия Павловна очень мило и по-светски любезно приняла Вельяминова, и старый генерал стал довольно часто бывать у них.

Раза два Чегодаев уезжал на три-четыре дня вместе с Вельяминовым но линии, посещая торговые и меновые центры.

Ранним теплым утром дорожная коляска Чегодаева и вьючный обоз Вельяминова выехали из Грозной. Господин действительный статский советник отправлялся вместе с генералом в поездку по левобережному району притеречной полосы. Не очень любя долгую верховую езду, Чегодаев выехал из Грозной верхом на сером казачьем меринке, спокойно и ровно трусившем по дороге. Впереди шла конная сотня казаков, еще дальше, рассыпавшись в дозоры, двигался эскадрон драгун, две роты тенгинцев и дивизион моздокских казаков тянулись позади генерала Вельяминова, Федюшкина и блиставшего своим плюмажем Чегодаева. Проехав верст девять верхом, действительный статский советник утомился и на одной из стоянок пересел в коляску, в которой мирно задремал, не видя иронических взглядов и подмигиваний казаков, почему-то прозвавших его «дудаком» [63] .

63

Дрофа, крупная степная птица.

Утром к завтраку пришел Булакович. Прапорщик поздоровался с Сеней, сел у окна, ожидая появления капитана.

— Как спали, Алексей Сергеич? — накрывая на стол, спросил Сеня.

— Как всегда, ровно, спокойно, вот только под утро шум какой-то во дворе разбудил.

— А это кунаки издалеча пожаловали, к генералу письмо привезли, — начал было объяснять Сеня.

— И все-то ты раньше всех и лучше всех знаешь, Сеня, — входя, сказал Небольсин.

— За верное говорю, Александр Николаич, три кунака от самого имама Козы прибыли. Уже пол-Грозной об этом рассуждает…

— Тебе б в лазутчики идти или на картах гадать, — отмахнулся Небольсин.

— Сеня верно говорит, Александр Николаевич. Действительно, от имама посланцы прибыли, не трое, а целых пятеро. С письмом к генералу. Сейчас двое из них у Клюге находятся, и полковник вас и меня к себе требует, — сказал Булакович.

— Идем. — Небольсин обтер лицо лавандовой водой. — Бриться и завтракать будем позже.

Офицеры вышли.

У полковника они застали двух горцев, переводчика генерала Вельяминова поручика Магомета Казаналипова и подполковника Филимонова, прибывшего из Пятигорска в свите Вельяминова. Филимонов, подвижной, сухопарый, очень говорливый и всезнающий человек, не нравился Небольсину.

Чеченцы спокойно и пытливо поглядели на вошедших, молча кивнув на «салам» капитана.

Поручик Казаналипов, отлично владевший арабским, турецким и чеченским языками, был правой рукой генерала и сопровождал его в недавнем походе на Ичкерию.