Бык из моря

— Я пошлю Зов, и увидим, ответит ли он мне.

Это все, что могла предложить Ариадна, но она сама была потрясена, когда, войдя в маленький дворик, увидела шесть овец, четырех свиней, дюжину гусей, а кроме них — разнообразные корзины, коробки, амфоры и тюки. Она замерла, озираясь, и подумала, что Дионис — ведь он видел только алтарь и храмовый двор, да еще палаты жрицы — мог и не знать, насколько мало святилище. Девушка пробралась между дарами и возмущенными животными и поспешила в свои комнаты.

Здесь она снова замерла на миг — наслаждаясь изяществом и царившим везде покоем. Комнату освещал мягкий свет, льющийся из глубокого окна. Близ него стояли Дионисово кресло, подставка для ног и столик — а на столике тускло мерцала золотая чаша Ариадны. Чуть поодаль поставили мягкий стул — для нее, чтобы сидеть, беседуя с богом, а за ним, в дальнем конце залы — двойную, обитую алой тканью скамью с подлокотниками, покрытыми багряным лаком, по которому шел узор из золотых лилий. Скамью окружали такие же, как она, низкие кресла с золотистыми шелковыми покрывалами, а перед ней стоял невысокий, по колено, столик — зимой его можно будет заменить большой жаровней с углями. Выставленные вдоль стен ларцы с вырезанными на них и раскрашенными зеленым, голубым и аквамариновым цветами морскими сценками теперь привлекали внимание и вызывали интерес, а не умножали беспорядок. Полы были натерты до блеска. Зала дышала безмятежностью и спокойствием.

Ариадна выглянула из раскрытых дверей и велела жрецу:

— Принеси мне ритон лучшего вина.

Она отсалютовала пустому креслу, вспомнила, зардевшись, что ни разу не приветствовала так самого Диониса, потом взяла золотую чашу и подставила ее жрецу — наполнить. Глубоко вздохнув, она заглянула в темную глубину вина и позвала:

— Мой бог Дионис, услышь меня.

Почти тотчас возникло его встревоженное лицо с расширенными, какими-то дикими глазами.

— Кто это? Кто?.. — вопрошал он.

— Это Ариадна, твоя верховная жрица из храма на Гипсовой Горе, что близ Кносса, на Крите.

— У меня нет чаши, — сказал он, — я не вижу тебя. Разве я не говорил, чтобы ты не Призывала меня по пустякам? Что тебе надо?

Говорил Дионис резко, но глаза его теперь были полузакрыты, и выглядел он сонным. Богу нужна чаша? И если так — не может ли он вызывать кого-то к себе? Интересно, где он сейчас, подумала Ариадна — и, к своему удивлению, увидела, как лицо его уменьшается. Вот стали видны плечи, приподнятые над смятыми простынями резной раззолоченной постели... и, рядом с богом — полуприкрытая покрывалом копна длинных светлых волос. Ариадна поспешно отвела глаза — и мысль.

— Господин бог мой, — выдохнула она, — узрив тебя, народ возрадовался твоему возвращению на Крит и принес в святилище великое множество даров. Но святилище у нас маленькое. Мы завалены приношениями верующих, и нам негде хранить дары. Не мог бы ты прийти взглянуть на них, дабы взять то, что придется тебе по нраву, — и дать нам дозволение самим распорядиться тем, что останется?

Он нахмурился, поднял было ладонь, чтобы отказать, но потом тяжело вдохнул.

— Вы там, на Крите, что — ничего не делаете после полудня? — осведомился он. — Ты уже второй раз будишь меня. — И, прежде чем Ариадна успела ответить, добавил: — Хорошо, я приду и взгляну. Но я не вижу тебя. Где ты?

— В покоях верховной жрицы.

— Жди меня у алтаря.

Он поднял руку, и Ариадна поняла, что он прощается.

— Господин мой, — поспешно заговорила она, — у нас здесь сейчас много вкусной еды — и прекрасного вина. Не хочешь ли позавтракать со мной?

Дионис перестал хмуриться, неуверенность исчезла с его лица, и он рассмеялся.

— Хочу, — сказал он, шевельнул ладонью, и поверхность вина в чаше вновь стала пустой и темной.

Ариадна осушила чашу, а потом повернулась к жрецу, который смотрел на нее совершенно круглыми глазами. Девушка подавила и вздох облегчения, и желание сказать жрецу «Так-то вот». Старик, очевидно, все никак не мог прийти в себя из-за того благоговейного трепета, в который повергла его жрица, на самом деле — при нем! — говорившая с Дионисом. Девушка не была уверена, что жрец видел и слышал бога, но он слышал ее ответы Дионису и знал теперь, что она, если понадобится, сможет его вновь Призвать. И он боялся этого — а пока он боится, он будет послушен.

— Поройся в старых и новых приношениях. Найди блюда получше. Положи на них отборный твердый сыр и тонко нарезанный хлеб, намазанный мягким сыром. Добавь маслин — зрелых и зеленых. И принеси еще одно блюдо — с медовыми лепешками. Лучше взять одно большое блюдо или несколько маленьких — но только одинаковых. В прошлый раз он съел все медовые лепешки — и, думаю, съел бы еще, если б были. Да не забудь вино — самое лучшее! Принеси все сюда и поставь на стол, где стояла золотая чаша. Это его кресло. — Ариадна протянула жрецу чашу. — Вымой и поставь на низкий столик... Бери все самое лучшее! Лучшее, что у нас есть.

Он ответил жестом подчинения и вышел, Ариадна — следом. Он быстро зашагал по коридору к комнатам низших жрецов и жриц, она — к алтарю. Она не знала, сколько времени понадобится Дионису, но подозревала, что лишь пара мгновений — он ведь сказал, что позавтракает в храме. Девушка приостановилась, заправляя платок за пояс юбки. Талия ее начала становиться тоньше, придавая бедрам женственный изгиб, и если бы не эти отсутствующие груди... И тут Ариадне вспомнилась светлая грива в его постели, наверняка принадлежащая женщине. Губы ее сжались, но прежде, чем она успела хоть что-то подумать, появился Дионис.

Он стоял там, где за миг до того его не было, — под фреской. Ариадна задохнулась и тихонько взвизгнула. Она понимала, что жрецы и жрицы, должно быть, подглядывают, — но ее глаза были прикованы к Дионису. На сей раз лицо бога не было застывшим — но выглядел он совершенно огорошенным. Взгляд его перебегал с гогочущих гусей на блеющих овец и хрюкающих свиней, с них — на тюки и корзины, загромоздившие двор, и это растерянное, совершенно не божественное выражение было настолько потешным, что Ариадна снова забыла о приветственном жесте — и обнаружила, что внезапное появление Диониса потрясло ее куда меньше, чем вчерашнее столь же неожиданное исчезновение. О женщине в его постели она забыла совершенно. Цветок вокруг ее сердца медленно, безболезненно раскрывался навстречу ему.

— Но почему?.. — спросил он. — Такого никогда не бывало, когда я приходил на Призыв прежней жрицы. Подобные приношения вообще бывают лишь на великие празднества. Туманные лепестки коснулись его — и Ариадна поняла, что ее бог хоть и озадачен, но доволен. Она улыбнулась.

— Это оттого, что ты не приходил так долго, — сказала женщина, живущая в Ариадне. — Оттого, что виноград и вино потеряли ту легендарную сладость, какой славились когда-то. Оттого, что все знают: я просила тебя благословить лозы и вино, и теперь каждый боится, что — если он не одарит тебя — ты обойдешь стороной его виноградники и винокурни.

— Они что, думают, я знаю всех и каждого?

Значит, это не так, подумала Ариадна — но не стала показывать своему любимому богу, что догадалась о его неведении. Ей не хотелось задевать его. Пусть даже он не всемогущ и не всеведущ, как, по рассказам, другие боги, — ей-то что до того? Он — ее бог, и — ей припомнилось его гневное безумие — достаточно могуществен.

— Они боятся, что ты знаешь каждого.

Дионис отвел взгляд от двора, посмотрел на нее и улыбнулся.

— Ты прелестна, когда не накрашена, — заметил он. Потом вновь глянул на двор.