Была бесконечной война…

– А Алексей, брат твой? – Трофиму хотелось узнать о новых сродниках все подробности.

– Брат – шалопай шалопаем! – засмеялась Наталья. – Учиться и сейчас не желает. Ему бы только рыбу ловить.

– Полезный продукт, в ней фосфора и кальция много. Я бы тоже с удочкой на озеро! – размечтался Севостьянов.

– Рыбачить умеешь? – деланно засомневалась Наталья. – Я думала, ты специалист только кильку из бочки в магазине вылавливать, – подковырнула озорно и вдруг вспомнила: – Ай! Рыбу сегодня снила! Целый таз рыбы на столе. Ты принёс как-будто…

– Стой! – Трофим схватил жену за руку. – Не двигайся!

На дороге, почти у самых ног, скрутившись кольцами, грелась змея. Гладкая чёрная кожа узорчато отливала неоновой синевой.

– Какая же это змея? Это – уж! – снисходительно хмыкнула Наталья.

– Стой! – Трофим резко подхватил жену, отпрянул в сторону.

Гадюка высоко подняла голову, угрожающе зашипела, несколько секунд, покачиваясь, смотрела в сторону людей, потом стремительно поползла прочь, уступая дорогу.

Наталья крепко обнимала мужа за шею, а он нёс её на руках, боясь опустить на землю, словно там снова ждали ядовитые гады.

– Защитник ты мой! – прошептала нежно, осыпая жаркими поцелуями. – Устал? Давай передохнем? Ещё идти и идти.

Ловко расстелив на траве полотенце, разложила хлеб, сало, поставила бутылку со сладким чаем.

– Руки бы ополоснуть, – оглянулся по сторонам Севостьянов.

– У меня и водица с собой, – улыбнулась услужливо. – Я полью, подставляй ладони!

– Капни ещё – лицо освежить. К полудню-то как запекло! Скоро и тень не спасёт. Я бы искупался сейчас.

– Мы на озеро сходим, если не заленишься. Папка мой до колхозов у немца в Бодякино работал. Там сказочный пруд! А немца раскулачили. Его добро по дворам раздали. И нам на память зеркало досталось, – Наталья поправила волосы, задумчиво глядя вдаль, словно видела там своё отражение.

Трофим залюбовался женой. Тонкая, как вербочка, в лёгком платьице с голубыми цветочками – сама сшила к свадьбе. Щёчки порозовели от ходьбы, солнышко их загаром прихватило. Губы вишенками налились… Волна щемящего тепла, смешанного с радостной гордостью, подкатила к горлу, и неожиданно защипало глаза. Он подскочил с земли, отвернувшись, чтобы Наталья не заметила его волнения, глубоко вздохнул: «Не хватало только сырости! Расчувствовался, словно девчонка!» – рассердился на себя, нарочито грубо скомандовал:

– Собирайся! Расселась как на базаре. До вечера не дойдём.

И тут же, испугавшись, что любимая обидится, стал сам складывать продукты в заплечный мешок, заговорил мягко, виновато пряча глаза:

– Давно хотел спросить, каким ветром тебя в землемеры занесло? Дело, вроде, не девичье?

Наталья, хоть и заметила замешательство мужа, но вида не подала, отозвалась весело:

– Так рассказывала же: денег учиться в педагогическом не было! А на курсах землеустроителей стипендия – сто двадцать рублей! Общежитие бесплатное. Я тогда и пальто себе купила, и платье. Можно было дальше образовываться, высшее получать, но у меня ж малые – сёстры да братик…

Под низеньким маленьким окошком отцовского дома, на вросшей в землю лавочке, коротко стриженная, словно мальчишка, Ниночка так увлечённо наряжала тряпичную куклу, что не услышала скрипа калитки. Наталья подошла к ней тихонько, на цыпочках, и, радостно охнув, подхватила на руки. Девочка вздрогнула, оглянулась и, тоненько завизжав от восторга, повисла на шее у сестры:

– Натка, Наточка, как я соскучилась!

Заслышав голоса, из избы выскочил сияющий Алёшка, худющий, босой, в одних холщовых коротких штанах. Приметив Трофима, остановился. Еле сдерживаясь, поздоровался степенно, протянув руку, представился гостю по-взрослому:

– Алексей!

На большее его не хватило. Сорвался с места, бросился к Наталье, обнял, не стерпев, чмокнул в щёку.

Арсентий Григорьевич показался из хлева, где чинил перегородку. Рукава рубахи закатаны до локтей. Лицо, руки словно закопчены, успели покрыться коричневым загаром. Широко улыбаясь, щурясь от хотя и закатного, но ещё яркого солнца, наблюдал издалека, придирчиво рассматривал Севостьянова. Наталья заметила, смущённо подхватила под руку Трофима, подвела к отцу.

– Это муж мой! – и заалела, кровь ударила в лицо – ничего с этим не поделать, хоть провались на месте.

– Что ж, гости дорогие, проходите в хату, знакомиться будем! – приветливо улыбнулся Арсентий Григорьевич. – Лёша, подай-ка мне воды и полотенце! Да предупреди Агриппину Сергеевну, чтоб на стол накрывала.

Мачеха, моложавая вдовая баба, и так уже суетилась, хлопотала, из окна завидев гостей и сразу смекнув, что к чему. Торопливо повязала припрятанный до поры новый платок, затёртый фартук поменяла на свежий, бросилась убирать с глаз долой разбросанную одежду. Закинула за каптур скрученную постель, прикрыв её занавеской, смахнула метёлкой под печь дровяные щепки и мусор. При этом лихорадочно соображала, чем угостить нежданно пожаловавших. Бульба в подполье заканчивалась, до нового урожая ещё далеко, но с утра в чугуне оставалась сваренная в мундире. Яйца есть. Молоко. Зелёного лука нащипать можно.

Нетерпеливо сглатывая слюнки, Ниночка и Лёша заворожённо следили, как сестра выкладывала на стол гостинцы. В полотняном мешочке – сахар, кулёчек конфет-подушечек, розовая пастила, пряники, белый хлеб и совсем невидаль – грамм триста копчёной колбасы. Последней на столе появилась килька.

– Вот это пир! – восторженно заключил Алёшка.

– Свадебный! – заискивающе-ласково поддержала Агриппина Сергеевна.

Арсентий Григорьевич пригладил отливавший густой сединой чуб, кряхтя, поднялся из-за стола.

– Что ж, дети, не сразу, но лучше поздно, чем никогда, – благословляю вас на долгую счастливую семейную жизнь! – произнёс торжественно и неожиданно широко перекрестил молодых: – Благослови, Господи! Пресвятая Богородица, помоги своим заступлением!

– Папа! – растерялась Наталья. – Что за старомодные привычки!

– Ничего-ничего, мне, старому, простительно. Меня батька благословлял, я – тебя. Так ведь испокон веку! Знаю, что Бога отменили… Только без Бога-то не до порога! Ты забыла, что ль, как с красным яйцом на Пасху всю деревню обходила? Как мамка посылала в часовню свечки ставить? Хужей, что ли, тебе от этого становилось? Так-то… Отцы наши в церкви венчались, чтобы до последнего часа вместе, о разводах всяких даже не помышляли. И нам так заповедали. Бог-то в сердце читает. Его не обманешь!

Трофим крепко сжал руку жены, шепнул: «Слушай, что отец говорит!» – благодарно поклонился тестю в пояс.

– Мы постараемся, чтобы навсегда вместе.

– Уж постарайтесь, постарайтесь! – засветился Арсентий Григорьевич. – А я, чем смогу. Мысль есть: к вам поближе перебраться, в Езерище. Можно ведь и хату перевезти.

За ужином Наталья набросилась на солёную кильку:

– Во сне даже её видела! – смеясь, удивлялась своему желанию.

– Во сне? – Агриппина Сергеевна многозначительно переглянулась с Григорьевым. – Рыба во сне – это хорошо, особенно после свадьбы. Глядишь, через девять месяцев с прибылью будете!