Была только любовь. Воспоминания о блокаде

Елена обняла Софью и спросила:

– Выйдешь за него замуж, если он вернется?

– Поживем – увидим, – ответила Софья. – Я ведь уже совсем старушка!

– Ты лучше всех молодых, и красивее, и добрее. Такого бриллианта, как ты, не найти! – заверила ее совершенно искренне подруга.

Глава 5

Шла вторая зима тяжелейшей блокады Ленинграда. Подчас казалось, что город вымер полностью. Но ленинградцы держались из последних сил. И не просто держались, а вели неустанную борьбу с потерявшим человеческое обличье противником.

После назначения на должность руководителя группы стенографистов у Софьи Сергеевны на квартире был установлен служебный телефон, и Софья выезжала на секретные совещания, часто проходившие на линии фронта, в любое время дня и ночи.

Как и все ленинградцы, она была так худа, что кроме прекрасных синих глаз от нее, казалось, ничего не осталось. Но сила духа этой женщины вызывала восхищение всех, кто ее знал.

Со стороны можно было подумать, что она слыхом не слышала, что такое голод и холод.

Приходя после суток изматывающей работы домой, Софья не укладывалась отдыхать, а старалась вникнуть в проблемы домочадцев и помочь им, чем только можно.

Вот и сегодня, не успев рано утром войти в квартиру и поздоровавшись с Ниной, спешащей до работы принести домой воду с реки, Софья, не раздеваясь, прихватила еще два ведра и санки и отправилась с ней вместе.

Когда женщины добрались до источника, там уже стояла большая очередь.

Впереди них стоял молодой, но совершенно изможденный мужчина с костылем вместо ноги.

Чувствовалось, что сил стоять на одной замерзшей ноге у него больше нет.

Софья тут же обратилась к нему:

– Вы бы присели где-нибудь, мы наберем вам воду и поможем довезти. Вот у нас и санки есть.

Нина недовольно толкнула ее под локоть, давая понять, что они не справятся с этой задачей.

Мужчина тоже посмотрел на Софью неодобрительно.

– Я сам управлюсь, – голосом, не терпящим возражения, ответил он.

Софья поняла, что ее жалость оскорбила его, и притихла.

Очередь двигалась медленно. Изможденные голодом и холодом люди еле вытаскивали свои ведра из проруби.

Когда подошла очередь гордого молодого человека, его костыль поскользнулся на льду, и он почти полностью окунулся в воду.

Стоявшие за ним Софья и Нина побросали свои ведра и устремились на помощь, еле вытащив парня из воды.

Они оттащили его от проруби.

Кто-то из очереди набрал их ведра и отнес поближе к хозяйкам.

Софья сказала Нине:

– Давай попробуем усадить его на санки и привязать, а ведра понесем в руках. Правда, придется по одному ведру оставить здесь.

Двое ребят-подростков помогли им привязать мужчину и его костыль к саням.

Нина взяла два ведра, а Софья впряглась в сани и подхватила ведро с водой пострадавшего.

Так и покатились по дороге, которой, казалось, не было конца. Но все-таки с постоянными остановками и передышками добрались до дома.

Больная и очень ослабевшая в последнее время Елена помогла втащить совершенно замерзшего и покрывшегося ледяной коркой мужчину в квартиру. Общими усилиями сняли с него одежду и стали растирать и закутывать его.

Софья распорядилась уложить его на кушетку в свою комнату, где обычно спала Елена.

– Поспим в одной кровати, – сказала она ей.

– Попробуй вызвать врача, – попросила она Елену, – но думаю, его не возьмут. Там такой же холод, как на улице, и никаких медикаментов!

Вся квартира ухаживала за пострадавшим инвалидом. Больной с температурой, зашкаливающей за 40, долго не приходил в себя, постоянно бредил.

В медчасти Смольного Софье удалось раздобыть 100 граммов спирта и пачку аспирина, но состояние больного оставалось прежним.

Врач, приехавший по вызову, сказал, что увозить в больницу его бесполезно, и если они не хотят его смерти, то желательно оставить его дома и достать пенициллин.

Но где его взять, вот в чем вопрос.

Софья сняла с руки свои золотые швейцарские часики и попросила Нину постараться выменять на них на базаре лекарство.

Три дня Нина проторчала на толкучке, но пенициллин так и не достала. А больному становилось все хуже.

Пришлось Софье вновь идти к Борису Абрамовичу. И старый ювелир достал необходимое лекарство. Чрез три дня больной наконец-то очнулся и смог назвать свое имя.

Глава 6

Целую ночь длилось заседание военного совета, и Софья уже еле держалась на ногах.

Наконец, к трем часам дня начальник Софьи, Алексей Георгиевич, по старой привычке всегда называвший ее Сонечкой, распорядился всем ехать по домам, оставив в группе двух дежурных.

Софья, уже одетая, стояла в кабинете, когда раздался звонок и, подняв трубку, она услышала голос их телефонистки Наташи:

– Софья Сергеевна, вас спрашивают из Волховского военного госпиталя.

– Кто? – устало поинтересовалась Софья.

– Какой-то Воротников Владимир Семенович! Соединить?

– Господи! Что с ним? Соединяй скорее! – чуть не крича, сорвалась Софья.

Удивленная Наташа, знавшая Софью Сергеевну как образец выдержки, с интересом соединила, а сама застыла у аппарата.

Софье же эти секунды показались вечностью, в которую она страстно молила Бога, чтобы с Володенькой ничего плохого не случилось. Но в трубку сказала очень сдержанно:

– Слушаю вас.

– Софья Сергеевна! – радостно прозвучал дорогой голос. – Это я, Володя.

– Солнышко мое, как ты, почему из госпиталя? – не сдержав волнения, задала сразу два вопроса Софья. У нее перехватило горло, и глаза наполнились слезами. Сказывались, по-видимому, бессонные сутки работы.

– Я в госпитале, в Волховстрое.

– Ты ранен серьезно? – почему-то шепотом, боясь услышать что-то страшное, спросила она.

– Да, был ранен, уже оперировали. Не волнуйтесь, все позади, – стараясь бодриться, ответил Владимир. – Только маме ничего не говорите. У нее и так больное сердце, – попросил он. – Как вы все там? Если бы вы знали, как я по всем вам соскучился!