Было записано

— И Бахадур…?

— Нет! — жена поняла, о чем я собираюсь спросить. — Прекратил свои набеги!

— Тифлис вздохнул с облегчением? — улыбнулся я.

— Мужская часть — да, — жена рассмеялась. — Женская, наверное, горюет!

Тут подошел и сам «виновник торжества».

— А я все знаю! — сказал алжирцу, незаметно кивнув в сторону Мананы.

— Да, да! — признался друг, улыбаясь.

— Ты счастлив?

— Да! Она — хорошая женщина!

— Бахадур! — я наклонился к нему. — Ты же понимаешь, что твоим приключениям конец?

— Конечно! — пират удивился вопросу.

— И что? Прямо вот больше не будешь по крышам убегать от чужих мужей?

— Друг мой! Я устал бегать. Я хочу покоя. А с Мананой я получил все, что хотел. Если бы ты знал, — тут знойный бербер не удержался, — что она вытворяет в постели!

— Бахадур! — я даже покраснел.

— Да ладно тебе! Будто я не слышал, что вы с Тамарой творите?!

— Да ну тебя!

Пират рассмеялся.

Потом подошли братья. Поблагодарили за идею бизнеса с Умутом.

— Думаете, получится? — спросил.

— Так сразу и не скажем, — мудро рассудили братья. — Посмотрим. Умут скоро должен будет все подготовить. Мы завтра как раз отсюда опять прямо в Одессу поедем. Там договорились встретиться. Там уже окончательно все решится.

— Вы вот о чем подумайте, братья… В Тифлисе апельсины не особо и нужны. Своих фруктов хватает.

— Эээ… — замычали испуганно новоявленные бизнесмены.

— Спокойно! Я не закончил. Остаются русские войска. Госпитали. Гарнизоны на Черноморском побережье. Везде цинга. Так что — удачи! Дай-то Бог!

— Дай Бог! — кивнули братья, обрадовано зашушукавшись.

Покончив с «аудиенциями», всю оставшуюся ночь предавался веселью. И даже несмотря на то, что ничего не пил, все равно опьянел от небывалого ощущения счастья, умиротворения, веселья, любви. В конце не удержался, попросил налить мне вина на пару глотков, сказал короткий тост.

— Сколько бы человек не мотался по свету… В поисках ли счастья, по делам ли — неважно. Важно, что он всегда должен возвращаться в семью. Потому что, если человек умен, то он должен понимать, что нет ничего важнее на свете семьи! За всех нас! За нашу большую семью, которая, может, и сложилась случайно и неожиданно… Из людей разных, непохожих друг на друга. Но — сложилась! И теперь все мы, такие разные и непохожие, умрем друг за друга. Потому что только так поступают люди в настоящей семье!

…На следующий день меня вернули в госпиталь. Гости разъехались. Остались лишь самые близкие. Планировали тронуться в путь через неделю, когда врачи разрешат мне покинуть госпиталь. Но что-то пошло не так…

Явился вдруг в лазарет командир Моздокского казачьего полка — редкостный грубиян. Пришел в мою палату. Не назвав своего имени, гаркнул:

— Ну-ка, хлопцы! Освободили помещение! Мне с нашим героем побалакать треба! А ты, грек, сиди-сиди. Я по твою душу.

Полковник подхватил стул, перенес его к моей постели, уселся, прочно утвердившись и расправив, чтобы не мешало, висевшее на черкеске оружие. Скептически осмотрел меня с нескрываемой насмешкой.

— Хороша у тебя рожа! Казачья!

Я закашлялся.

— Чё заалел як красна девица?

— Прошу прощения, Ваше высокоблагородие! Чем обязан?

Казачий командир поскрёб ногтем висок.

— Каким должен быть казак? — спросил меня и наклонился, заглядывая в глаза.

Я терялся в догадках, что означает сия сцена. Не дождавшись моего ответа, полковник начал перечислять:

— Казак должен быть исполнительным по отношению к начальству, лихим и расторопным в походе, сметливым, толковым и точным при исполнении поручений и заботливым к своему коню. Конь казаку — и оружие, и помощь, и товарищ.

Полковой командир со значением посмотрел на меня: мол, все понял?

— Господин полковник, ценю и уважаю казачество. Но какое отношение ко мне имеет ваше столь точное определение? Я в пехоте служу.

— Вот и я думку гадаю, на кой черт ты мне сдался?!

— Эээ…

— Не экай мне тут! — рявкнул полковник. — Говори, как на духу: пойдешь в казаки?!

Я замер. Что за дебильный разговор? Может, полкану, как и мне, тоже от лошади досталось? Копытом, например, лягнула по темечку?

— Прошу прощения, ваше высокоблагородие, как-то не задумывался над такой возможностью.

— А ты подумай! — ответил мой собеседник, вставая. С высоты своего немалого роста припечатал. — Я еще вернусь!

Я не просто подумал. Всю голову сломал, зачем меня в казаки вдруг стали агитировать? Что за странный фортель выкинула моя судьба? Неужто где-то там, на небесах, вспомнили, что Константину Спиридоновичу Варваци суждено погибнуть через 10 лет в звании хорунжего? Черноморского казачьего войска хорунжий, не Терского — так было в документах. Выходит, не о чем нам говорить с моздокским полковником? И зачем вообще мне в казаки? Я на гражданку хочу. В отставку. Тамаре под бочок. Навоевался!

Завеса над причинами таинственного визита приоткрылась быстро. Буквально на следующий день. В Моздок примчался наказной атаман Черноморского казачьего войска, Николай Степанович Завадовский. Хоть и не из знатных, и роду самого незавидного, из простых казаков, но большая шишка на Кавказе, вся увешанная орденами. Чудны дела твои, Господи! Генерал-лейтенант, загоняя коней, поспешал из самого Екатеринодара, чтобы почтить визитом подпрапорщика! Разве бывает такое?!

Прибыл он не один. Взял с собой отставного войскового старшину Александра Лукича Посполитаки. Не иначе, группа поддержки в одном лице. Зато в каком! С первого взгляда видно: этот казачий грек или греческий казак — тот еще жук. Жучара каких поискать!

Заявилась в больничку эта парочка без лишней помпы. Прошли ко мне в палату и давай меня уговаривать в казаки идти. Я ничего не понимал.

— Не хватает в казачьем войске, — заливался соловьем атаман, — грамотных офицеров. Разрешено нам таковских переводить к себе из армии с прибавлением в чине.

Завадский, видя мое недоумение и растерянность, быстренько разговор свернул.

— Ты, хлопчик, погутарь с Лукичем. Он тебе все растолкует. Я все ж генерал-лейтенант, хоть батька и был овчаром. Мне не по чину тоби умовляти!

Атаман нас покинул. Его ждал богатый стол и кизлярка с чихирем у моздокского казачьего полковника.

Я перевел дух. Кавалерийский наскок черноморцев меня несколько выбил из колеи.

— Александр Лукич! Как грек — греку, растолкуй ты мне, что все это значит? То терцы ко мне заявились, теперь — вы…

— Цесаревич! — внушительно пробасил Посполитаки.

— Что — Цесаревич?!

— Цесаревич является августейшим шефом казачьего войска.

Я умоляюще сложил руки. То, что наследник — главный русский казак, для меня не секрет. Но это не объясняло, с чего вокруг меня атаманы загарцевали. Или… Не может быть! Неужели припомнил Александр Николаевич мое участие в его лондонской любовной интрижке? Или без Тамары не обошлось?! Ну, фифа, ты у меня дождешься!!!