Былое — это сон
Шрифт:
Я услышал интонацию Сусанны, она действительно могла так сказать. Он продолжал:
— Как-то ночью я встретил Гюннера на Драмменсвейен, он изрядно нагрузился. Иногда он пускался бегом. Я крикнул: «Эй, Гюннер, за чем бежишь?» — «За правдой, — ответил он, — за правдой!» Ха! Бегать за правдой по Драмменсвейен! Вот уж где он ее не найдет!
Сейчас начнется, подумал я.
— Йенни так ждала весны, ей хотелось снова поехать на глухариную охоту. Да вот сорвалось.
Я промолчал.
Бьёрн Люнд забарабанил пальцами по крышке стола. Я вспомнил, что он даже не попросил выпить.
— Черт бы побрал этих женщин! — сказал он, и я услыхал, что он слегка подражает голосу Сусанны. — Великих, незаурядных женщин, которые не желают тратить жизнь на чистку картошки. Им подавай большие задачи, они хотят самоутвердиться, хотят осчастливить человечество. И, посвятив нас в свои цели, уходят к другому, чтобы отныне чистить картошку только для него.
Я молчал. Тот, кто встречает молчание, впустую растрачивает силы.
— Да-а-с, — произнес он, — оказывается, они жаждали обновления, им нужно было поглядеть, как другой мужчина будет есть очищенную ими картошку.
Я откинулся в кресле и не спускал с него глаз. Скоро он перейдет к делу. Непринужденность его была наигранная, прежде ему не требовалось напускать ее на себя.
Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза и некоторое время не отводил взгляд, словно хотел загипнотизировать меня. Я глядел на него и ждал.
— Разница между тобой и мной заключается в том, — голос его поднялся тоном выше, я знал эту его манеру, — что тебя события подхватывают и выносят совсем не туда, куда ты хочешь! «Ибо не понимаю, что делаю, потому что не то делаю, что хочу».
Я не удержался и прервал его:
— Вот уж не думал, что ты так силен в Священном писании!
Он отмахнулся.
— А я сам направляю события и решаю, куда они должны привести!
Подобные проповеди никогда на меня не действовали. Я промолчал.
Некоторое время он разглядывал свои руки.
— Что, собственно, ты делал в Гране прошлой осенью?
Я знал, что он заговорит о деле. Значит, его интересует Йенни, и он хочет начать от печки.
— Мне сейчас некогда, — сказал я. — Придется тебе зайти в другой раз.
Теперь в его глазах проглянул прежний Бьёрн Люнд.
— Послушай, давай сбросим маски! Мне интересно, когда ты приехал в Осло?
— Какие еще маски? Когда я приехал в Осло?
— Да. Когда ты первый раз поселился в этом отеле?
— Второго марта тысяча девятьсот тридцать девятого года. А почему тебя это интересует?
— Да потому, что не второго, а третьего.
— Хорошо, пусть будет третьего. Какая разница?
— Ты прибыл из Ньюкасла на «Черном принце»?
— Да. Может, ты хочешь…
— Нет, — сухо сказал он, — не хочу. А вот не можешь ли ты достать мне пятьдесят тысяч?
Я с облегчением рассмеялся.
— Нет, не могу.
Он облизнул губы.
— По-твоему, слишком много?
— Признаться, да. Ты и так должен мне почти две тысячи. — Я решил потихоньку перейти в наступление: — Ты бы никогда не получил их, не будь ты отцом Йенни.
— Полагаю, она того стоит, — протявкал он в ответ. — А вот ты мне скажи, где ты провел ночь на третье марта?
Я всерьез заинтересовался,
что ему надо, мне было любопытно.— Раз ты говоришь, что я приехал в отель третьего, значит, я ночевал на борту «Черного принца».
— Там ты не ночевал.
— Тогда, значит, здесь.
— И здесь тоже не ночевал. Ты был в Йорстаде.
Мы долго не спускали друг с друга глаз.
— «Черный принц» прибыл в Осло второго марта, а в отель ты приехал третьего.
— А что я делал в Йорстаде?
— В ту ночь был убит Антон Странд, — невозмутимо ответил он.
Мне не раз уже казалось, что я был где-то, где меня никогда не было. Это случается. Мгновение я растерянно смотрел на Бьёрна Люнда, он усмехнулся с облегчением. Но тут я расхохотался, и он вспылил.
— Так что же тебе сказал портье? — спросил я.
— Он сказал, что ты приехал сюда третьего марта. Он проверял.
— И про «Черного принца» тоже он сказал?
— Я не спрашивал, узнал без него.
— И теперь ты желаешь получить пятьдесят тысяч?
Он опустил руку в карман, помедлил, а когда вытащил, я увидел, что он прячет в кулаке бумажку. У него были выписки из протокола суда!
Я засмеялся ему в лицо и спросил, зачем мне было убивать Антона Странда.
Он кинул на меня блестящий звериный взгляд.
— Зачем? Мы-то с тобой знаем зачем!
Я уже видел, как его разозлил мой смех, и потому рассмеялся снова.
— Смейся, смейся, — сказал он и выложил мне историю про то, как Йенни стояла со стеклянной трубочкой у кресла, в котором сидел Карл.
Тут мне пришла в голову одна мысль. Сам не знаю, зачем я это придумал и сделал. Ребячество, конечно, но мне захотелось посильнее разозлить его.
— Одну минутку, — сказал я и вышел в ванную.
Там я написал портье записку, что у нас с Бьёрном Люндом вышла размолвка из-за того, когда я приехал в Осло. Я придал своим словам иронический смысл и добавил кое-какие распоряжения.
Вернувшись, я позвонил горничной, заказал виски с содовой, передал ей записку за спиной у Бьёрна Люнда и выпроводил ее.
— Ну, что ты теперь скажешь?
— Скажу, что ты дурак.
— Ого! Неужели? Если тебе известно про стеклянную трубочку, значит, ты подглядывал в окно. И не морочь мне голову своей мистикой. Я вовсе не думаю, что так уж легко объяснить, почему ты в ту ночь поехал на машине в Йорстад, хотя, в общем-то, понимаю это. Разумеется, ты поехал не из-за Антона Странда, ты даже не знал о его существовании. Он родился через два года после того, как ты уехал в Штаты.
— Давай представим себе, — сказал я, — что в ту ночь меня не было в отеле. Но, по-моему, слишком… слишком поспешно делать из этого вывод, что я был в Йорстаде и застрелил там человека?
— Стеклянная трубочка!
— Далась тебе эта стеклянная трубочка! Йенни рассказала тебе мой сон: я видел самого себя в кресле, а она стояла надо мной с этой стеклянной трубочкой. Что тут такого? Я был у нее в Йорстаде, в этой самой гостиной, сидел в этом самом кресле и видел, как Йенни подпирала цветы стеклянной трубочкой. Кажется, материала достаточно для такого сна? А сейчас прости, я уже говорил, мне некогда…