Быть Энтони Хопкинсом. Биография бунтаря

Хопкинс позже описал Харви как «немного нервозного, немного дерганного», что в целом не особо удивляет, поскольку Харви нес ответственность за трехмиллионный бюджет и неопытный состав исполнителей, который он набрал. Но Хопкинс как-то публично признал, что сам становился причиной «тяжелых времен» для многих своих первых режиссеров. А когда Харви услышал от друга, что Хопкинс назвал его «очень вспыльчивым человеком, который пытается все сделать по-своему», он с недовольством написал Хопкинсу, на что тот «извиняясь, объяснил, что его слова неправильно процитировали».

Для всех стало очевидно, что снова началась эпоха безжалостной прямолинейности и порой грубости. Но с Кэтрин Хепбёрн Хопкинс был готов покорно терпеть все унижения. Позже он сказал: «В первый раз перед камерами с ней, в моей большой сцене, я просто растерялся. Я знал свой текст, знал ее роль, но когда мы встретились на генеральной репетиции перед камерами, она сказала: „Прекрасно, давай-ка, дружок, выпьем кофейку…“».

Ясно, что помимо кофе, Хепбёрн намеревалась преподать ему основы игры в кино. Хопкинс сидел разинув рот, когда она, сквозь клубы дыма от сигаретных затяжек, с порога приступила к допросу:

– Ты любишь камеру? – спросила она.

– Ээ, ну, ммм, я… ну, наверное, да…

– Тогда, дорогуша, какого черта ты всю сцену играешь к ней спиной?

Когда Хопкинс что-то забормотал в ответ, она указала на камеру «Arriflex» [85] на штативе:

– Это, черт возьми, объектив. Он направлен на тебя. Часть этой сцены – твоя. Если она тебе не нужна, отдай ее мне, я-то уж точно ее возьму. Я вытесню тебя с экрана.

Поначалу Хопкинс сбивался. Он рассказал: «Я уже сделал пятнадцать дублей в ту первую съемку. Я перепугался до смерти, я растерялся. Хепбёрн продолжала твердить свое: „Пусть он снова попробует… Давай еще раз“. Она меня всему научила».

85

Зеркальная киносъемочная камера.

Сюжет был сложным и замкнутым и требовал ансамблевого исполнения, что идеально подходило для многочисленных новых актеров, уже знакомых со сценической техникой, но несведущих в голливудской. В фильме Генрих II, король Англии и половины Франции (роль исполняет О’Тул), привозит в замок Шинон свою отдельно проживающую жену Элеонор (Хепбёрн) и трех сыновей, а вместе с ними и свою любовницу Алис (Джейн Мерроу) и ее брата, чтобы обсудить выбор преемника. Двуличность и междоусобица сопровождают их с того момента, как Элеонор начинает благоволить к Ричарду (Хопкинс) и пытается управлять выбором Генриха, который пал на более запальчивого Джона (Найджел Терри), проектируя свадьбу Ричарда и Алис.

Сценарий был многословным, совершенно нединамичным и незавершенным по стандартам сегодняшних псевдоисторических байопиков. Как охарактеризует его «Monthly Film Bulletin» [86] – «эдакий исторический бурлеск в стиле Бернарда Шоу». Но с точки зрения Хопкинса, лучшего для него нельзя было и пожелать. Словно в миниатюрном формате, беззастенчиво обнажая основы театральности, исполнение Хопкинса походило на стиль Оливье: сжатое и усовершенствованное, а временами приближающееся к эмоциональному пределу, оно отвлекало от игровой техники. Эта сравнительная миниатюрность в сочетании с присутствием и добротой Хепбёрн и О’Тула позволили Хопкинсу – он расслабился – спокойно поэкспериментировать с маньеризмом, жестами и моделированием образа. Вскоре после этого он сказал:

86

Британское издание об английском кино.

«Думаю, в глубине души я осознал, что сниматься в кино достаточно просто: я способен очень быстро внутренне собраться. Как киноактер я представляю ход процесса, когда я буду сниматься. Этому ты учишься в театре. Но в театре у тебя более широкое поле для деятельности: ты составляешь основательный план для роли, скажем, в „Трех сестрах“, или в „Вишневом саду“, или в „Гамлете“, а если этот план неудачен, то дела твои плохи – ты получаешь негативные отзывы, спектакль не удался, и ты застреваешь во всем этом на 10 недель. А вот в кино все можно исправить. Таким образом, ты делаешь дубль 139-й, сцену 12-ю и к этому времени уже понимаешь, что ты сделал, и оцениваешь, что еще предстоит исправить, и переделываешь. Не без помощи режиссера… Но меня беспокоит, что, возможно, я слишком поверхностно к этому отношусь, может, это все слишком просто для меня. Любой дурак может почесываясь или просто под чашечку кофе декламировать „быть или не быть…“ …это меня очень волнует».

В январе 1968 года возникло большое сомнение, закончатся ли съемки вообще. В конце месяца Хепбёрн доснялась в своих сценах и вернулась в Штаты, подарив каждому актеру съемочной группы, включая Хопкинса, очки со вставленной кристаллической «слезкой». Дарственная надпись гласила: «От Элеоноры Аквитанской». Съемочная группа переехала в Южную Францию и Камарг, в дельте Роны, для ряда съемок на натуре – в отреставрированном аббатстве Монмажур в Арле, в Тарасконе, в окруженном стеной городе Каркасоне и в Башне Филиппа Красивого в Авиньоне. По словам Хопкинса, настроение на площадке царило угрюмое: вероятно, сказалось изнеможение от напряженных и насыщенных дней, растянувшихся на месяцы работы над фильмом с тщательно прописанными персонажами, изображаемыми сильными, категоричными людьми. Найджел Сток буквально физически боролся с О’Тулом, в то время как Хопкинс, по словам актрисы Джейн Мерроу, открыто воевал с Петой Баркер. Мерроу вспомнила, как Хопкинс позвонил вечером по телефону, «пытаясь договориться с женщиной, которая, очевидно, являлась его женой». Мерроу воспринимала его как человека, находящегося в большом напряжении, «вот-вот готового взорваться».

Энтони Харви игнорировал все перебранки и сосредоточился на том, чтобы завершить фильм в условленные три месяца. Но позже, в Камарге, во время съемок сцены турнирного боя с участием Хопкинса, произошел несчастный случай. Харви вспоминает:

«Тони не очень нравилась идея быть в роли наездника – тем не менее он полностью облачился в доспехи и поскакал рысью. Мы уже были готовы снимать, но, к несчастью, камера „Arriflex“ изрядно шумит – лошадь услышала, испугалась и понесла. Я крикнул Тони, чтобы он не паниковал, но, разумеется, он оцепенел от страха и не смог ее удержать. Мы видели, как он с нее свалился и лежит неподвижно. Помню, я тогда думал: „Бог мой, это конец, он покойник“. Честно, я думал, что он сломал спину! Это его первый фильм, и он кончает тем, что ломает свою долбаную спину! Мы подбежали к нему, он лежит без движения, белый как смерть… и говорит: „Моя рука – она сломана“».

Хопкинса отвезли в больницу, съемки продолжились, но тут произошло еще одно несчастье. «Я уж не лез на рожон, пытаясь завершить дело, и чтобы все остались живы, – смеется Харви. – Потом мы все поехали в Камарг на ужин с морепродуктами. Все схлопотали сильное пищевое отравление и стали блевать. А я нет – что еще хуже. Несколько дней спустя я отошел за кустик, чтобы отлить, – смотрю, а на выходе у меня получилась яркая, канареечно-желтая моча – я подхватил гепатит».

Харви посадил актеров и съемочную группу на поезд и отправился назад в Лондон, где его госпитализировали. Съемки на время были приостановлены. «Я потерял пару недель, но самое ужасное, когда я лежал там, выведенный из строя, Джо Левин, исполнительный продюсер, решил взяться за обработку отснятого видеоматериала, который мы все считали великолепным, и сам его смонтировать. Я был опустошен от самой только этой идеи, но тут вмешалась Кэтрин Хепбёрн. Она сказала Джо: «Ты что, не знаешь, кто твой режиссер? Ты не знаешь, что это он смонтировал все эти гениальные, всемирно известные фильмы?» Она встала у него на пути, и заставила Джо подождать, пока я не поправлюсь настолько, чтобы закончить фильм самому».

Когда Хопкинс вернулся к «сценарию» женатой жизни в пригороде с Баркер, Харви отвез фильм в Голливуд, где впервые организационный совет тихоокеанского побережья получил возможность ознакомиться с новой звездой, сбежавшей из «Национального». Реакция последовала единодушно одобрительная. Левин, как и многие, считал, что «присутствие Хопкинса на экране шедеврально», а лондонский «Evening Standard» разнес сплетни о номинации на «Оскар». «Для него это было чудом, – говорит Харви. – Но он его заслужил. Он привнес достоинство в своего Ричарда, что углубило фильм и стало центром этого успеха». Как выяснится позже, «Лев зимой» получит статус двойного хита, что гарантировало более широкие возможности для всех ведущих исполнителей: рецензии были положительные, кассовые сборы – впечатляющими. Харви получил премию нью-йоркских кинокритиков [87] , а затем и номинацию на «Оскар». Фильм в итоге собрал три «Оскара»: за лучший сценарий (Голдмен), за лучшую музыку (Джон Барри) и лучшую женскую роль (Хепбёрн, разделившая награду с Барброй Стрейзанд за ее «Смешную девчонку» («Funny Girl», 1968)). «Это было выше наших ожиданий, – говорит Харви, – и мы продолжали получать награды». На сегодняшний день фильм получил общую прибыль в размере 80 миллионов долларов – против скромного бюджета фильма в 3 миллиона, – что сделало его самой прибыльной исторической эпопеей за всю историю проката.

87

New York Critics Award.

Вознаграждение для Хопкинса последовало незамедлительно. Не прошло и месяца, как он вернулся в Лондон, а Ричард Пейдж уже говорил о предложениях с американской стороны и вероятных прослушиваниях в Лос-Анджелесе. Хопкинс упивался новостями и опять отвергал робкие упоминания об Оливье и «Национальном» – вместо этого он окунулся в напряженную семейную жизнь. Напряженную потому, что на каждом шагу супружеская совместимость проходила проверку на прочность. Начнем с того, что надежды Петы на покупку дома, в котором она совьет свое семейное гнездо, родив несколько детей, не оправдались. Дом на Лиффорд-стрит, в Патни, который выбрала пара, имел все преимущества удобного доступа к открытым общинным землям, находился неподалеку от «ВВС» и района театров; однако Галифаксское строительное общество завернуло их заявку на получение кредита. Хотя Хопкинс отложил деньги после картины «Лев зимой» с целью построить свой дом, строительное общество посчитало его профессию ненадежной, а его заработок нестабильным. Так было до тех пор, пока родители Петы не согласились стать их гарантами, и тогда рабочее соглашение было достигнуто. Но это произошло не так скоро; под Рождество Пета забеременела и, по ее словам, переживала не самую легкую первую беременность. Хопкинс был в восторге от того, что станет отцом, и проявлял к этому вопросу живой интерес, активно помогая жене с физическими упражнениями в дородовой период.