Быт русской армии XVIII - начала XX века
Шрифт:
Должность генерал-провианта была столь ответственной, что назначением на нее ведал лично царь Петр. Но главный провиантмейстер уже назначал своих помощников, которые на местах организовывали сбор хлеба с населения, и к 1707 году «на Москве и в городах» их было 66 человек, но имелись еще и разные «особливые посыльщики», дьяки и подьячие. Исполнительными же органами на местах сбора провианта были воеводы, бурмистры и командиры воинских частей, для которых и производился сбор хлеба.
Петровские преобразования в области продовольственного снабжения закончились изданием в 1724 году Инструкции генерал-провиантмейстеру, на которого возлагались обязанности высшего руководства продовольственной частью армии как в походе, так и на квартирах. Ему подчинялись и генерал-провиантмсйстер-лейтенант, и обер-, и полковые провиантмейстеры, и все другие самые мелкие исполнители его воли, призванной обеспечить российское войско самым насущным, самым необходимым
И обязанности его были «многотрудными» и сложными. Ему поручалось иметь сведения о штатном, списочном и наличном состоянии всей армии, — чтобы приступать к заготовке провианта, нужно прежде знать, как много следует готовить. Заготовив необходимое количество продуктов, генерал-провиантмейстер обязан был к тому же лучше прочих разбираться в правилах отпуска еды в войска. Его обязывали ежемесячно собирать со всех губерний империи сведения о хлебных ценах, чтобы представлять, где нынче выгоднее приобрести необходимый хлеб, не принеся казне убытка, а, напротив, с «наивящей выгодой». От главного провиантмейстера требовалось быть осведомленным о точной дислокации всех полков в России на квартирах, а также при передислокации полков в походах, — только зная это, мог он вовремя сосредоточить провиантские запасы не в том месте, где уже нет полков, но там, куда они пришли. В его обязанности входило и устройство магазинов-складов продовольствия, но не в любых местах, а где расположить их удобнее всего, и, чтобы успешно справиться с такой задачей, генерал-провиантмейстеру необходимо было знать географию России. Как видим, исполнение таких обязанностей предполагало в обладателе высокого чина наличия незаурядных способностей. А орган, которым он управлял, уже не назывался приказом, а стал именоваться Провиантской канцелярией и с такой вывеской просуществовал все столетие.
В допетровской России хоть и не имелось должностных лиц, украшенных позаимствованным в Европе титулом «провиантмейстер», но, как мы помним, заготовки хлеба тоже производились, и собирался он в амбары-склады, государственные житницы, названные в период «регулярства» магазинами. Ничего нового придумано не было — склады эти предназначались для длительного хранения зерна, крупы, но только разветвилась, расширилась их сеть.
Термин «магазин» привился уже в самые первые годы Северной войны, и не прогремели еще залпы артиллерии на поле близ Полтавы, а Россию буквально опутывала сеть этих провиантских складов. Располагались они, понятно, в тех районах, где концентрация русских войск, действовавших против неприятеля, была значительной. Кормили драгун и пехотинцев, что воевали на Ингерманландском театре, магазины Шлиссельбурга, Петербурга, Нарвы, Пскова, Печерского монастыря. Смоленский магазин снабжал полки, что сражались со шведами на театре Польско-литовском. А магазины Киева, Белгорода, Путивля, Курска и других запасались провиантом, чтобы кормить солдат Южного театра военных действий. Были, конечно, и внутренние магазины — в Твери, Москве, Мценске, Орле и даже на Белом море, в Архангельске.
Но в том-то и заключалось отличие петровских магазинов от прежних житниц-амбаров, что эти хранилища сооружались для потребностей мобильной армии, находившейся в движении, когда не войско зависело от источников питания, а эти самые источники вызывались к жизни посылаемыми в те или иные районы страны большими воинскими массами. И если выше мы говорили о главных магазинах, то имелась еще и сеть хранилищ «проходных» для обеспечения армии на марше и при остановках. Вот поэтому и места нахождения магазинов в период Северной войны менялись в связи с изменением военной обстановки. В 1708 году, к примеру, ликвидировали все литовские магазины, зато по завоевании Ливонии и части Финляндии появилась необходимость в устройстве новых продовольственных складов в Риге, Ревеле и Кексгольме.
Необходимость в гибком регулировании всего процесса провиантского снабжения требовала кроме точного выбора места для магазина правильно определять и их вместимость. Если не предполагалось посылать в какой-нибудь район большого войска, то зачем же тратить средства на складирование никому не нужного запаса? Случалось, что «силу» магазина определял сам Петр I. В 1708 году он распорядился: «Писать о магазине к гетману (Мазепе. — С. К.), чтоб делать в середнем городе Чернигове, где архиерейский двор, от 20 до 25 четвертей, половина сухарями, и класть на архиерейский двор».
Но «петровский» склад выглядит совершенным ларьком по сравнению с такой махиной, как, например, смоленский магазин, где хранилось 9383 четверти ржи (более 1000 тонн), 2150 — муки (почти 300 тонн), овса — 10 498 (более 1,2 тысячи тонн) и столько же сухарей. А могли храниться в магазинах еще и солод для приготовления пива, и толокно, и пшеница, и ячмень, и горох. Но свежее мясо туда не свозилось, по крайней мере, летом — магазин предполагал длительное хранение продуктов. Но есть сведения, что в одном из складов лежали в 1708 году рядом
с другими продуктами 8998 «частей» говяжьего мяса, 1020 говяжьих языков, 148 свиных «полтей»[10], но, надо думать, помещены они были туда только на зимнее хранение или представляли собой солонину.Теперь нам предстоит выяснить, кто, каким образом наполнял продуктами питания магазины-склады, как решалась «продовольственная программа», когда не было государственных сельскохозяйственных предприятий. Мы помним, что предшественники Петра — его отец и дед — собирали с гражданского населения России хлебную подать, которая и шла на армию. Этот способ снабжения войска хлебом так и «въехал» в век восемнадцатый — на протяжении всей Северной войны с обывателей «сбирали» провиант натурой, что являлось государственной повинностью.
Но как много брали? Количество заготовляемого провианта зависело опять же от потребностей армии, расположение которой в том или ином районе страны и диктовало норму сбора. Подсчитанное в высших провиантских органах нужное количество хлеба раскладывалось на известное число уездов, принявших на квартиры воинские части, которые были приписаны к определенному магазину. Но не только одни крестьянские дворы обязаны были ссыпать свое зерно — производилась раскладка «по указным статьям» с дворов архиерейских, монастырских, дворцовых. А сбор производился в двух формах: в виде провианта окладного и запросного, где первый был нормальным сбором к твердо установленному окладу, а запросный — сбором чрезвычайным, сверх нормы. А нормой для «вотчинниковых и помещиковых» дворов, то есть дворов крепостных крестьян, были 3 четверика муки с одного хозяйства, что в переводе на современную меру веса даст 45 кг, и еще по четверику круп сдавал крестьянин ежегодно со своего двора, получая взамен так называемые «сыпные памяти» — квитанции, расписки в приеме провианта, дававшие ему право отстранить повторные претензии в случае необходимости. Сбор хлеба с дворов крестьянских производился в годы Северной войны в счет подворной подати, обыкновенно денежной, но правительство, не желавшее возиться вначале со сбором денег, а потом с покупкой на них продуктов, предпочитало в те годы, ради интереса «государского», брать хлеб натурой, невзирая ни на недороды, ни на крайнюю скудость иных хозяйств.
Трудным и хлопотливым делом было заполнить магазин, хранивший сотни тонн зерна или муки, до полной нормы. Например, в 1709 году нарвский магазин обслуживали девять городов — Переяславль-Залесский, Тверь, Гороховец, Ростов, Коломна, Юрьев-Поволжский, Зубцов, Вологда и Шуя, а петербургский — Ярославль, Углич, Романов, Устюжна-Железнопольская, Ржев, Бежецк и Кашин.
Но обязательная, принудительная поставка провианта, когда хлеб порой буквально приходилось выколачивать из малоимущих, слабых хозяйств, не обеспечила бы армию хлебом, если бы на помощь не приходили люди предприимчивые, желающие заработать на государственной нужде. Практика свободной продажи в магазины необходимых армии продуктов существовала и в самом начале века. В 1709 году обнародовали указ, в котором предлагалось всем желающим привозить «съестные харчи» на продажу и продавать их «по настоящей цене». Торговцам обещали «никаких обид и ограблений не чинить, чтоб войско его царского величества чрез такой порядок могло иметь всякое доволство». И желающих нашлось немало. Еще до опубликования этого призыва, в 1706 году, у посадского человека Гаврилы Плотникова, к примеру, бывшего, наверное, перекупщиком, взяли сразу 805 четвертей ржи (больше 90 тонн), а у крестьянина Павла Страхова, жителя Новгородского уезда, купили 418 четвертей, в то время как другой крестьянин того же уезда продал на нужды армии 390 четвертей.
Как видим, даже в то время, когда армия, расселенная по деревням и селам, сама занималась «выколачиванием» из крестьян на собственные нужды провианта, богатые крестьяне возили излишки хлеба на продажу. Но правительство не могло не видеть, как вредит делу формирования рыночных отношений, на «производительность» крестьянского двора жесткая система обязательных поставок или попросту изымания хлеба у тех, кто в нем нуждался сам. И это в то время, как частые рекрутские наборы лишали земледельческие хозяйства лучших работников. Понятно, что многие крестьянские дворы скудели, все труднее было «выбить» из них положенный на армию продукт — в перспективе от такой системы могли страдать и интересы армии.
Мешавшие развитию товарно-денежных отношений обязательные натуральные поставки ликвидировали в основном после смерти Петра. Уже в 1725 году происходит переход к сбору не хлеба, а денег, теперь уже не подворной, а подушной подати. Эти средства и идут в основном на приобретение солдатского провианта. В 1737 году купцы Самойло и Тимофей Нечаевы, Осип Синицын и Афанасий Деденцов привезли в воронежский магазин по 10 тысяч четвертей муки каждый, то есть более чем по тысяче тонн, продав каждую четверть казне за 1 рубль 10 копеек. Зачем отбирать у производителя его продукт, если он сам когда-нибудь пожелает избавиться от его излишков, отправив их на рынок?