Быт русской армии XVIII - начала XX века
Шрифт:
В период царствования Анны Иоанновны закупки на армию большого количества провианта обусловливались рядом строгих правил, которыми обставлялась сложная, «многотрудная» деятельность ответственных за заготовку хлеба лиц. Так, в 1737 году князю Барятинскому приказали купить в малороссийских городах и селах провианта «по вольным ценам», для чего ему перво-наперво следовало позаботиться о подборе торговых агентов, «добрых людей, кому в том поверить можно». Этим агентам князь должен был потом вручить казну, после чего они «выходили» на купцов и обговаривали все условия торговой сделки. Главнейшим условием, предъявляемым агентам, было ни в коем случае не сообщать купцам о том, чьи интересы представляют они, а объявлять им, «якобы покупают для своего собственного купечества». Разглашение «государственной тайны» могло тут же привести к взлету цен на покупаемый хлеб — знание купцами того, что торг ведет казна, вручало им уверенность, что агент, распоряжаясь не личными
В этой же инструкции князю Барятинскому находим и рекомендацию в случае невозможности хлеб приобрести покупкой заготовить провиант подрядом, что, однако, было для казны не очень выгодно. А почему же? Да потому, что при подряде, то есть как бы делая заказ, заявку, правительство, казна во всеуслышание объявляли о своей нужде и обращались не к тем, кто хочет избавиться от своего товара, нуждающимся, значит, в покупателе, а к тем, кто, желая нажиться поосновательнее, сам искал такого нуждающегося. И армия для поставщиков-подрядчиков, где хоть и экономили деньги, но все-таки не так, как собственные, стала для подрядчиков буквально дойной коровой.
Однако часто правительству ничего не оставалось делать, кроме как обращаться к их услугам, и еще при Петре I появляется ряд узаконений, создававших благоприятные условия для деятельности поставщиков. Подрядчика, к примеру, при исполнении им казенного договора закон запрещал подвергать личному задержанию, а в случае привлечения его к суду дело требовалось решить в трехдневный срок, не более, а самого подсудимого следовало отпускать во время следствия на поруки или под расписку — предпринимательская деятельность его не терпела остановок и помех, ведших к срыву поставок на армию.
Между тем, вручая подрядчикам известные права, позаботились и о том, чтобы узаконить и предъявляемые к ним требования. Так, подрядчику запрещалось получать более 10 % чистой прибыли, что, с одной стороны, не позволяло ему разорять производителя, предлагая за товар цену слишком низкую, а с другой — не давало «заламывать» очень высокую цену при отдаче хлеба казне. Таким образом закон мудро регулировал отношения в цепочке «производитель — посредник — потребитель». За нарушение этого условия подрядчики подвергались крупному денежному взысканию. Частью личного имущества виновного награждались те, кто донес на него.
Но еще более крупные пени ожидали подрядчика в случае неисполнения им взятых на себя обязательств. Размер штрафа в этом случае мог доходить до двойной цены всего подряда, а в военное время нарушителя обязательств могли подвергнуть куда более жесткому наказанию.
Чтобы привлечь к подряду как можно больше предприимчивых людей, публиковались объявления в газетах, а также в городах, на площадях, на рынках, на перекрестках дорог и торговых площадях объявлялось во всеуслышание с барабанным боем о предстоящем подряде, выставлялись билеты-афиши с информацией о том же. При Елизавете Петровне глашатаями государственной нужды служили и священники, которым приказывалось сообщать о подряде «по окончании Божьей службы».
Но вот нашлись-таки те, кто хотел бы взять подряд. Хорошо отработанные правила действий казенных чинов, заготовлявших провиант, требовали зазывать к себе для беседы «одного по другом порознь», а не вместе. У желающего сделать поставку выясняли, как много просит он за свой товар, и отпускали, взяв с него обещание не разглашать содержание разговора. Так поступали и со всеми остальными, желая выяснить, кто из подрядчиков имеет самый дешевый провиант. Через два месяца объявлялась новая публикация, и снова приходили поставщики, называли свою цену, но им теперь со всей ответственностью заявляли, что в прошлый раз казне предлагали по такой цене, — при этом указывали на минимальную. Конечно, подрядчик не мог не беспокоиться, боясь остаться не у дел, и цену понижал. Но спустя еще два месяца вновь публиковалось предложение взять подряд, и снова зазывали поставщиков для разговора с глазу на глаз, и теперь уже фигурировала недавняя, минимальная цена, заставлявшая этих «третьих» подрядчиков сбавлять цену еще значительней. «И когда по всем трем публикациям, — советовали правила, — последняя нижняя цена состоится, о той, собрав всех подрядчиков, объявить, и дать последний общий торг, и сколько по последнему торгу самой большой уступки будет, за тем и торг постановить с добрыми поруками». Как видим, при правлении дочери великого реформатора уже не прибегали к запрещению получать большую прибыль от подряда, но столь изворотливым способом вынуждали поставщика оставить мечты нажиться на «государевой нужде». Казенный интерес даже и после окончания последних торгов, этого аукциона, когда с подрядчиком ударили по рукам, требовал не прекращать борьбу с поставщиком за понижение цены — «еще о сбавке цены всеми силами склонять». Однако повторим: к подряду, по крайней мере в послепетровское время, старались прибегать лишь в крайних случаях во время недородов
или совершенного отсутствия продуктов на «вольном» рынке. Мало того, что способ этот дороже был, но правительство руководствовалось еще и желанием предоставить награду за труд производителю, а не спекулянту-перекупщику, чтобы «ту прибыль сами помещики и их крестьяне в награждение за употребленные к земледельчеству труды, а не втуне купцы получать могли».Итак, остались позади все предварительные этапы заготовки, и подводы с зерном, мукой, крупой потянулись к магазинам. Хорошо, если провиант привез на сдачу опытный купец, этакий «тертый в торговых делах калач». А если это простой крестьянин, да еще впервые наскребший у себя в амбаре немного хлеба на продажу? Для таких на стенах магазина были прибиты правила приема, — если и не обучен грамоте, то другого попросит, прочтут. В «билете» все прописано: и о качестве принимаемого провианта, и о кулях, и о порядке очереди, и о ценах, и о часах приема.
Принимали привезенный хлеб и крупы офицер-вахтеры и ма-газин-вахтеры — служители военных складов продовольствия, как правило, отставные или даже инвалиды. Если провианта было так много, что при разгрузке, не терпящей волокиты, невозможно было справиться собственными силами, привлекали на помощь «колодников» и лишь в крайних случаях военнослужащих ближних к магазину частей.
Внимательно следили за качеством привезенного провианта. Рожь перво-наперво должна была быть сухой, не сыромолотой, не лежалой, не затхлой. Если зерно привозили помолотым, то муку проверяли еще и на присутствие комков. Крупы принимали всех сортов, но лучшими для долгого хранения считались полбенные[11] крупы, потом овсяные, хуже лежала греча, а последнее место занимала ячневая крупа. Просо принимали в магазины лишь «по нужде» — считалось, что эта крупа совсем не может храниться в магазине.
Особое внимание требовалось от приемщиков при определении, не содержит ли зерно, мука, крупа посторонних примесей, добавлявшихся иными недобросовестными торговцами для увеличения веса. Ухитрялись подмешивать в продукты и известь, и песок, и древесную кору, и мелкие камни, и даже битые кирпичи. Закон к таким был строг, потому что потери от этого обмана были не только денежными, но и людскими. В случае обнаружения примесей требовалось: «…не отдавая им привезенный провиант, жечь или бросать в воду; а самих их, ежели то от них учинено, кои в службу годны, писать без штрафа в солдаты, в погонщики или профосы[12], кто куда способен явиться, вечно, а кои в службу негодны, тех бить кнутом».
Могли быть и «невредные» для здоровья солдата примеси, когда мошенники-торговцы смешивали с ржаной мукой не известь или кирпичи, а, например, перемолотый овес, стоивший дешевле хлеба. Уличенных в этом наказывали конфискацией всего товара и записывали в солдаты на четыре года или попросту били плетьми, чтобы неповадно было и другим мечтать нажиться на казне.
Принимался в магазины провиант лишь в стандартных по размеру мешках-кулях — девять пудов входило в куль, который должен был быть надежным, крепким, чтобы выдержать длительное хранение при постоянном давлении сверху значительного веса. Случалось, не принимали хлеб в кулях с заплатами. И как много хлопот доставляли крестьянам эти кули! В 1737 году даже был издан указ принимать с крестьян воронежской, тамбовской и орловской провинций привозимый в магазины хлеб, не требуя у них кулей или мешков, «…понеже крестьяне обыкновенно хлеб отдают и принимают мерою и возят больше в веретях (то есть насыпая зерно на большой кусок рогожи, холста, постеленного на дно телеги. — С. К.), а другие, хотя и в мешках или кулях, и то в таких, какие случаются, а весу не знают».
Да, очень важно было точно, правильно, без обмана взвесить привозимый в магазины хлеб, но еще и в середине века на воинских продовольственных складах «измерительные инструменты» находились в столь плачевном состоянии, что перемерить, как раньше говорили, привезенный провиант можно было лишь очень приблизительно. Приемщики вместо металлических стандартных гирь часто пользовались камнями, зашитыми в рогожу, в которых весу постепенно убавлялось — камень крошился и потихоньку высыпался сквозь незаметные отверстия в швах, что грозило убытком казне. Магазин «выигрывал» немного на весе рогожи, правда, тоже взвешенной, но способной то ли естественным образом, то ли по воле служителей магазина становиться мокрой, а зимою даже промерзать, утяжеляя таким образом вес магазинной «гири». Имелись на складах еще так называемые меры деревянные, «из коих некоторые ссыхаются и также справедливы быть не могут». Надо все же думать, что негодный мерный инвентарь — это не следствие полной невозможности снабдить магазины весами, гирями и другими инструментами, — приемщик был осведомлен, в чью сторону качнется стрелка на его весах. «Целовальники обыкновенно чинят привесы, как бы им при отдаче самим не быть в провесе, а другие для бездельной своей корысти простых мужиков обманывают…» — сообщалось о работе магазинных кладовщиков XVIII века.