Быть собой

Долго ли они продержатся его новые знакомые, такие уязвимые? Как потом жить, понимая, что не сделал все для их спасения? Они не виноваты, что признаны врагами режима и травимы теперь как бешеные псы. Детей в Азкабане хватает, как и сумасшедших – мрут те и другие словно мухи, несмотря на отсутствие дементоров; пополнение там едва ли не каждодневное. Вот тогда точно поздно будет сожалеть. Да и Малфоя никто не ждет с распростертыми обьятьми – кроме Снейпа, разве что, но с этого станется сначала запереть в комнате на месяц, чтобы «подумал над своим поведением и осознал к чему приводят необдуманные поступки змеи, возомнившей себя львом».

Желание взять отпуск на войне было велико. Но меньше, чем стремление вытащить из-под обстрела, обвала, града заклинаний тех, кто окажется рядом – друзей или врагов. Если уж опираться в поступках на чувство долга – не годиться удирать при первых признаках опасности, бросив тех, кто нуждается в нем.

Гарри с удовольствием лег бы рядом с Элизой, не будь она такой шумной, а так пришлось отдыхать, прислонившись затылком к спинке тахты. Клонило в сон. Луну бы сюда – вот кто может найти общий язык с любым человеком и нелюдем. Спела бы Элизе колыбельную про нарглов, облюбовавших ветви омелы…

Прохладные пальцы легли на лоб. Гарри смотрел сквозь полуразомкнутые веки, чтобы не спугнуть случайно Элизу, не сдвинулся ни на дюйм – ни к чему провоцировать. Шершавая ладонь скользнула по левому виску, по скуле, спустилась к щеке и принялась поглаживать шею; неосознанно подался вперед, впитывая эти ласкающие движения, подставляя нос, уши под едва уловимые прикосновения, чувствуя запах, исходящий от кожи Элизы. Будь даже это втертая вместо парфюма амортенция – и тогда не показался бы шлейф аромата столь притягательным. Губы, сладкие от меда, приникли к его губам, Гарри слизнул прилипшую к нижней крошку овсянки, и позволил себе взглянуть на перевернутое лицо, в светлые, как талая вода, глаза. Глаза без тени мысли.

Ее кудри пахли вишней.

Элиза было безумна.

У нее красивая грудь.

Элиза вела себя как человек, переживший насилие.

Никто не узнает.

Главное, что будут знать двое.

Сомненья канули в никуда. Гарри развернулся, ловя ладонь Элизы, коснулся поцелуем и отстранился, отодвинулся от ищущих рук, и встал. Элиза сьежилась, когда он поднялся, сунула в рот палец и принялась облизывать – без всякого эротического подтекста; ребенок, который не может отучиться от соски, а не взрослая девушка. Натянула одеяло до подбородка.

Кажется, он только что не совершил большую подлость и глупость. И стоило ожидать пришедшего чувства сожаления – Элиза действительно была миловидна.

Гарри повернул голову и увидел стоящего в дверях кухни Малфоя. Лицо его выражало отвращение и… страх? Какого черта Малфой закатал рукав?

Змея на предплечье наливалась чернотой и извивалась как под Круцио. Гарри готов был застонать в голос. Неужели нельзя взять запас зелья, блокирующего действие метки?

– Лорд знает, где я, – сказал близкий к обмороку Малфой. – И он скоро будет здесь.

*

Гарри бросился в распахнутую кладовую, сунулся в спальню, и наконец замер в коридоре, недоумевая, куда подевался Лайелл. Из гостиной Малфой крикнул, что дом отключили от каминной сети; теперь все зависело от способностей Лайелла к множественной аппарации. Гарри выскочил из дома.

Спустя три драгоценных минуты пропажа обнаружилась в подвале. Привалившись к косяку, точно не держали ноги, Лайелл стоял на нижней ступеньке – рюкзак оттягивает правое плечо, ладонь лежит на навесном замке. Гарри успел подумать, зачем в подвале двойные железные двери.

А потом он заметил клетку с грубо сваренными стальными прутьями и попятился. Работник отдела регулирования и контроля магических популяций? Отец героя Сопротивления? Он не проверил Лайелла на наличие метки. И поплатился за это.

Гарри что есть силы толкнул закрипевшую дверь, Лайелл, пытавшийся что-то сказать, не удержался на ногах, влекомый тяжестью этой махины. Гарри вылетел из подвала так, словно за ним гналась целая орда Пожирателей. Ему нужно было спасти двоих человек. И быстро.

21

– Беги в деревню.

Малфой, натягивающий свитер с вышитыми на груди полуфутовыми буквами – Гарри видел эти иницалы совсем недавно, но где?
– подпрыгнул, когда Гарри ворвался в комнату.

– Ты остаешься? А как же Темный Лорд?

– Когда он увидет меня – сразу забудет о тебе, – Гарри, не вдаваясь в детали, протянул Малфою волшебную палочку и распахнул окно. – Мы догоним тебя.

Подразумевающееся «если успеем» никто из них не произнес. Умирать в подходящей компании, возможно легче, но ни капли не веселее.

*

Гарри спустился в подвал крадучись, приникнув к сырой кирпичной кладке стены, но никого внизу не обнаружил – пришедший в себя Лайелл мог прятаться где угодно в доме. Существовала вероятность, что Лайелл вернется в подвал; более похожим на правду представлялся вариант найти врага самому. Не дать застигнуть себя врасплох. Поэтому перебежал к запертому черному входу и остановился у двери, прикидывая как поступить дальше. Стоит потянуть время, дать Малфою скрыться, но станет ли Лайелл осторожничать до прибытия Волдеморта?

Элиза! Вот кого можно использовать в качестве заложницы, чтобы выманить Гарри из укрытия. Гарри, сидящий на розовой клумбе, приподнялся, заглядывая в окно ближайшей комнаты – спальни наверняка несуществующего «Джона». Пусто. Передвинулся к окну гостиной – Элиза по-прежнему лежала на тахте.

– Рон, ты здесь? – голос Лайелла доносился из коридора и Гарри сжался, просчитывая шансы вытащить Элизу на улицу и остаться незамеченным. Близки к нулю. Опасно близки, почти непоправимо. Однако сидеть в засаде без дела, покорно ожидая Волдеморта, это трусость. Склонности к этому пороку Гарри в себе не замечал.

– Зачем вы вызвали Волдеморта? – крикнул он, молясь, чтобы Элиза воспользовалась случаем. У нее ума как у испуганного зверька, так пусть следует инстинктам, говорящим «спасайся». Другого случая не представится. Гарри не видел вспышки заклинания и не слышал ничего, кроме шагов – Элиза жива. Если Лайелл не задушил ее голыми руками и не зарезал кухонным ножом. Но тогда бы она кричала. Наверное.

Лайелл, собирающийся войти, помедлил на пороге, да так и остался стоять, полускрытый дверью.