Быть собой
Шрифт:
К тому моменту, как Ллойду пришлось принять очень важное для себя решение, наступила весна. В тот день произошло несколько неприятных событий, хотя начинался он не так уж плохо. Оставалось чуть больше месяца до завершения обучения в учреждении, которое, казалось бы, выжала из него всё, что можно. Ллойд был рад, что скоро вырвется из его лап, хотя это так же значило и то, что ему придётся решать сложный вопрос – «Где работать?».
В тот день, кто-то очень сильно оскорбил его. «Кто-то» – это человек десять, имена которых Ллойд уже забыл. Он сдержал себя, но почувствовал, как его охватило некое сильное чувство. Оскорбляли его, почти, каждый день, но сегодня обидчики узнали, что значит Ллойд в гневе. Хотя они могли и не узнать этого, если бы не
Вызвали за учинение беспорядка к директору заведения именно Ллойда.
– Это начали они, – сказал он.
– А вы не придумали ничего лучше, чем отломить от стола ногу и орудовать ей, – ответил на это директор.
– А что же, мне надо было дать им побить меня? – Ллойд хотел добавить, что он и так терпит всяческие оскорбления с самого начала обучения, но не стал. Директору всё равно было неинтересно его слушать: «Мы выдадим вам справку, что вы у нас обучались, и сюда больше ни ногой».
– Но осталось только сдать экзамены.
– Нет, ступайте.
Ллойду всё-таки удалось уговорить директора не выгонять его. Однако, после этого сдать всё, что требовалось, ему удалось с большим трудом, и не в силу слабых умственных способностей, хотя ему и казалось, что он скорее отупел, чем приобрёл какие-то знания.
Но это было уже через месяц, а в тот день, придя домой в смятении чувств, Ллойд обнаружил в почтовом ящике письмо от Джозефа далеко не радостно содержания. Джозеф писал о том, что он хотел накопить денег для Ллойда, но из-за аварии должен возместить ущерб и сменить место работы. А работать ему придётся далеко, так как в этом городе его репутация подорвана, и его вряд ли возьмут на работу. Джозеф не указывал точного адреса новой работы, но говорил, что связь там плохая, однако, он постарается передать Ллойду весточку. Извинялся и в завершении написал: «Я тебя найду».
Ллойд сложил лист в несколько раз. Обычно он не хранил письма, но на этот раз положил лист в блокнот. К своему удивлению Ллойд заметил, что не чувствует ни грусти, ни обиды, ни чего-либо ещё подобного, кроме пустоты внутри. Казалось, что вокруг ничего не изменилось, но Ллойд знал, что это не так и, не желая об этом думать, лёг на диван и вскоре заснул. А потом вести от Джозефа больше не приходили. Ллойд полагал, что, скорее всего, у того всё относительно неплохо, только денег мало.
Ллойд уже дня три не выходил из дома – ему не надо было никуда идти, да и к тому же он не мог. Ллойд то сидел у окна по часу, то лежал – ему было плохо. Не то что бы он чем-то заболел, хотя и это можно было назвать болезнью, плохо было морально. Ему и раньше бывало не особо хорошо, но сегодня особенно. Хотел он или нет, но ему вспоминался тот день, когда внутри словно всё перевернулось. Но заметил он эти изменения только сейчас.
Ллойд сидел за столом, перед ним лежало письмо Джозефа, которое он сохранил. Он ещё раз прочитал его, с первого попавшегося места: «Я хотел бы тебе помочь, но, прости, не могу. Как только у меня появится возможность, я дам тебе о себе знать. Я найду тебя. Я понимаю, тебе нелегко, но я знаю, ты можешь позаботиться о себе. Ты многое можешь, только, мне кажется, ты недооцениваешь себя. Иногда бывает страшно начать делать что-то, чего прежде не делал. Я не хотел бы, чтобы из-за этого ты бросил свои замыслы. Со мной ведь, честно говоря, было такое, но я сделал то, что хотел. Ты не говорил мне, где и кем думал работать, но, когда ты приступишь к своей работе, я, наконец-то, узнаю, какое же у тебя призвание. Не сомневаюсь, что оно у тебя есть…» – Ллойд не стал дочитывать.
Он подумал: «Вряд ли узнаешь… Только если я тебе скажу. А уж где мне придётся работать…» – внутри у него словно всё сжалось. Ллойд подумал, что надо что-то решать, помощи и поддержки ему теперь ждать не от кого. Если бы Джозеф мог быть сейчас здесь, многое стало бы проще.
Ллойд представил
себя за какой-нибудь рутинной работой, за которую всё же немного платят: с утра, хочешь не хочешь – на работу, вечером – домой. Чем это отличается от того, от чего он недавно освободился?– Может, тогда я забуду о своих мечтах? – подумалось ему, – Нет, я не должен о них забывать, – Ллойд понимал, что не став тем, кем он себя ощущает, он не когда не сможет почувствовать, что такое счастье. Сейчас он не то что счастья, он не ощущал ни радости, ни лёгкости, но его держал страх. Ллойд мог бы работать на каком-нибудь маленьком самолёте, летая над тихими полями и лесами, но дорога к нему шла через Базу. Примут ли там? А если примут, то куда в итоге попадёшь?
Ллойд мог бы пройти обучение, чтобы работать в малой авиации, и в других городах, но они находились далеко отсюда, а он не мог покинуть дом. Его держали и страх перед незнакомыми местами, и привязанность к дому. Однако, Ллойду пришла и такая мысль: опасно не только там, но и здесь. А разница в том, что там ему хоть кто-то поможет, а тут вряд ли. «Там» – это на Базе, а «Тут» – это за её пределами.
Ллойда терзали сомнения, мысли и чувства. Он больше не хотел сомневаться и думать о том, правильно поступает или нет; о том, что получит, на радость или не беду туда пойдёт. Ллойд встал из-за стола: «Всё, нельзя больше медлить», – собрал документы и вышел из дома…
– И что, потом стало лучше? – спросил Крайн, когда Ллойд сделал паузу в своём повествовании, – Тебя ведь приняли.
Ллойд помотал головой и продолжил: «Нет, потом моё дурное состояние продлилось…»
Он решил, что на этот раз, если его отправят восвояси, он выскажет всё, что думает. На месте выяснилось, что решение о приёме принимает начальник Базы. Тот сказал: «Пусть попробует». Около месяца Ллойд проходил различные проверки, смысл которых он даже не сразу понимал. И вот наступило время решающего испытания. Как оказалось, решение о поступлении должен был вынести сам Ллойд.
– Меня посадили в небольшой самолёт, как пассажира, и что только ни вытворял пилот в воздухе. Я думал, меня на изнанку вывернет. А страху натерпелся – мне казалось, ему наплевать, врежемся мы во что-нибудь или нет. На высоте он ввёл самолёт в пике, убрал руки со штурвала и сказал мне: «Ну, лети». Что я мог сделать? Я тянул самолёт вверх, как мог, как хватало сил и рассудка. А он взял да и пустил в штопор… Приземлились мы, у меня такое состояние было, не знаю, как и описать… а мне в руки ручку пихнули и говорят: «Хочешь к нам поступить – подпиши». Наверно, думали, откажусь. А я ответил: «Хочу», – и подписал… – сказал Ллойд с улыбкой.
– И всё наладилось? – спросил Крайн.
– Нет. Испытательный срок: задание за заданием, проверка на стойкость. Думал, забуду, как и зовут. А когда это прекратилось, когда мне можно стало хорошенько отдохнуть, мне казалось, что мутить перестанет и рассудок на место вернётся не раньше, чем через неделю. Потом я сидел в каком-то профилактории. Там сказали, что я здоров, как конь. Ну, и вот, теперь я здесь и сижу, – поведал то, что собирался Ллойд, – Даже не знаю, зачем я всё это тебе рассказываю. Обычно, я никому ничего не говорю о себе. Сам понимаешь, кому попало не скажешь. Если тебе смешно – смейся, я, и правда, просто жалкий трус.
– Тут ничего смешного нет, и ты вовсе не жалкий трус, наоборот, ты – сильный человек, – высказал свои мысли Крайн.
– «Сильный» … Да стоит посмотреть на меня…
– С тобой каждый день происходило то, что далеко не каждый стал бы терпеть. Да и поборот в себе ярость и страх порой сложнее, чем выплеснуть их наружу и драться или скрываться. При этом ты остался самим собой.
– Нет, тот человек, которым я был и которым должен был быть, теперь глубоко внутри меня, а снаружи то… то, что ты и видишь, – Ллойд чувствовал, что ему чего-то не хватает, чтобы стать самим собой, может быть, немного смелости, а, может, чего-то другого, – Что ты видишь? – ему было весьма интересно услышать ответ Крайна.