Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Я не представляла, как спастись, скрыться от него. Но знала, что приложу для этого все усилия.
– Мне все равно, что ты почувствовал. И все равно, что чувствуешь. Со своим признанием ты опоздал на четыре года. Поезд ушел. Я двигаюсь дальше. А ты… ты просто жалок!
– подняла подбородок вверх.
На миг мне показалось, что он вот-вот меня ударит. Его глаза зажглись такой ненавистью…
Я похолодела.
До боли сжав мои руки выше предплечий, он потащил меня дальше по коридору. Я попыталась вырваться, дернулась что есть мочи… но все тщетно.
– Отпусти! Ты что делаешь?!
Все
– Ты что себе позволяешь?!
Третьяков так мне и не ответил. Снова зажав меня в тиски своих рук, он впился в мои губы, пробрался языком в мой рот. Снова залез ладонью под мое платье и в два счета стащил с меня трусики. Резким движением колена раздвинул мои бедра, пальцами добрался до того влажного места в самом низу моего тела. До места, которое загорелось огнем от его прикосновений, хотела я этого или нет…
Эта сцена один в один напоминала ту, другую, из моего сна, но была ее полной противоположностью. В том сне Давид был так нежен со мной, посадил меня на стол и начал ласкать в лучах яркого солнца…
Сейчас же он был жесток, груб и бесцеремонен. Не давая мне вырваться, целовал глубоко, распутно, гладил мой язык, а потом перемещался на шею. Он ловко распалял мое тело, без стеснения проводя пальцами между моих ног… и оно мгновенно стало мокрым, горячим и податливым в его руках.
– Давид… Прекрати!..
– прошептала я.
По моей коже бегали искры, из глубины живота поднимался невыносимый жар. Ноги словно налились свинцом. Но мою душу разрывали противоположные эмоции.
Контраст между сном и явью глубоко ранил меня… но так же приводил в ярость.
Парень снова перешел на мой рот… и в этот момент я вцепилась зубами в его губу и укусила его со всей силы.
Он отшатнулся от меня.
– Черт!..
Кровь потекла вниз по его подбородку. Третьяков дотронулся до ранки и посмотрел на свою ладонь. Снова встретился взглядом со мной… В его глазах был непроницаемый мрак.
Я встала на ноги, подобрала с пола свои трусики, кое-как нацепила их на себя. Мое тело дрожало, не то от волнения, не то от злости, не то еще от чего-то.
– Мерзавец!.. И ты будешь говорить, что любишь меня?
– я никак не могла отдышаться.
– За эти годы ты ничуть не изменился. Я повзрослела. Построила жизнь вдали от тебя, и ты мне в ней не нужен!
Но мне в очередной раз не удалось оттолкнуть его от себя, ни словами, ни действиями. Он снова надвинулся на меня, навис надо мной, как скала.
– Это ты не изменилась, - хрипло прошептал Давид, сжав мои плечи руками, наклонившись к моему лицу, - все так же врешь мне и самой себе.
Выбравшись из захвата, я разорвала дистанцию между нами. Казалось невероятным, что несмотря на все это безумие, на все, что произошло сейчас и раньше… он был прав.
Как… как я могла что-то чувствовать к этому человеку? Как это вообще возможно?
Но любовь и ненависть не зря называют двумя сторонами одной медали. Чем сильнее я любила его, тем сильнее ненавидела. Мое сердце никогда не дружило с логикой. Именно поэтому я должна была любой ценой не дать
ему одержать надо мной верх!– А хочешь, я расскажу тебе правду?
– внезапно вырвалось у меня.
– Когда мы расставались, я была беременна!
Сказала… и сразу пожалела об этом.
Потому что Давид изменился в лице. Его губы приоткрылись, а глаза словно зажглись внутренним светом, какой-то глубинной радостью. Ни разу не видела его таким.
– У нас есть… ребенок?
Я промолчала. И что меня дернуло сказать это? Наверное, думала, что эта новость ему не понравится, оттолкнет от меня. Ребенок - это слишком серьезно, а между нами никогда не было ничего серьезного.
– Ника, где он?
– снова сжал плечи руками, всматриваясь в мое лицо.
– А где он может быть?
– нехотя ответила.
– Я сделала аборт. Мы же тогда едва окончили школу. К тому же ребенок никак не вписывался в мою жизнь. Меня ждала карьера модели, рекламная кампания «Андреа Сарто», с которой мне так щедро помог твой отец, - усмехнулась краешком губ.
– Видел все эти рекламные ролики, плакаты и билборды? Представляешь меня на них с огромным животом?
– Ты… избавилась от моего ребенка?
– Давид побледнел и словно обмер… будто этот малыш, о котором минуту назад он и не подозревал, вдруг стал ему жизненно необходим.
В моем сердце словно провернулся кусочек льда… но я не позволила себе сломаться и расчувствоваться, как в тот роковой день.
– От твоего… или от его ребенка. Откуда мне знать?
– равнодушно пожала плечами.
Я понимала, что бью его по больному, но все равно произнесла эти слова.
Третьяков с силой сжал мои плечи, так, что мне самой стало больно… а затем с отвращением оттолкнул меня от себя. И нанес свой удар.
– В тот последний день я сказал, что ничего к тебе не чувствую… Значит, я все правильно тогда сказал. Лицемерная, пустая, бездушная дрянь, - его глаза были ледяными, почти спокойными, но его тело сотрясалось мелкой яростной дрожью.
С трудом взяв эмоции под контроль, он прошел к выходу из комнаты, больше и не взглянув в мою сторону.
Меня саму колотило от смеси чувств, в которых было почти невозможно разобраться. Я обняла себя руками. Сделала глубокий вздох… это не помогло.
Мой худший кошмар… Тогда и сейчас!
Вытащив телефон из крошечной сумочки, нашла в нем знакомый контакт. Закрыла глаза. Вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Привет, - дождалась ответа на другом конце.
– Передай трубку моему зайчику.
Глава 11. Нежеланная новость
Мне, действительно, очень нужно было услышать родной голосок. Поговорив с самым важным в моей жизни человеком, я, и правда, смогла успокоиться и снова обрести подобие почвы под ногами. Ураган чувств, сбивавших с толку, приводивших меня в смятение, немного затих.
Правда и ложь, ложь и правда… Сегодня мы с Давидом сказали друг другу столько ужасных ранящих слов. Еще минуту назад я почти готова была взять их обратно - ведь я почувствовала, какими жестокими они были. Увидела, что причинила настоящую боль тому, кто был мне не безразличен. Может, он и заслужил презрение с моей стороны… но и я повела себя как бездушная стерва - это было хуже всего.