Бывшая любовница
Шрифт:
Он ритмично вонзался в нее, целуя, сжимая ей грудь и бедра. Он проникал в самую сердцевину ее лона, пока она не почувствовала, что внутри все стянуло.
Пепе будто понял, что она на грани взрыва, и участил свой ритм, погружаясь все глубже.
Стрелы наслаждения пронзили ее. Это было потрясающе, и все связные мысли улетучились. Она могла лишь скользить по теплым волнам, стараясь взметнуться на самый высокий гребень.
Кара вздрогнула и проснулась.
Глубокое дыхание доносилось с соседней подушки.
Она открыла глаза.
Пепе с ней
Сердце сначала сжалось, потом сильно заколотилось.
Их любовная ночь, казалось, длилась вечно, пока наконец Пепе положил ее голову себе на грудь и заснул. А она долго лежала без сна.
Кара высвободилась из его рук и продолжала смотреть на него. Он так красив, даже во сне с приоткрытыми твердыми, но такими чувственными губами.
Она не могла найти в себе силы, чтобы отругать себя за то, что была настолько глупой, чтобы снова улечься с ним в постель.
Обвинения в свой адрес подождут.
Все, чем были заняты ее мысли, – это чувственный рот Пепе.
Кара медленно приблизила к нему лицо и почувствовала его дыхание. И запах Пепе… Закрыв глаза, она вдыхала этот запах. Потом осторожно провела пальцами по его щеке, по крепкой шее и по широким плечам. Как может быть на таком мускулистом теле такая гладкая кожа…
Она продолжала свое медленное изучение. Запустила пальцы в шелковистые волосы на груди, потрогала темно-коричневые соски, потом ладонь спустилась к плоскому тугому животу. Ее рука бледным пятном выделялась на оливковой коже. Они – пара, полная контрастов, ее Инь и его Ян [18] .
Но они не пара. Они просто два человека, оказавшиеся вместе благодаря обстоятельствам, вернее, физиологии, которую нельзя было побороть.
Она зажмурилась, чтобы отогнать эту мысль.
18
Инь и Ян – в китайской философии энергетическое выражение борьбы двух противоположных начал.
Неужели она поступает так же, как ее мать?
Пепе открыл глаза и уставился на нее.
– Ты остановилась, – пробормотал он сонным голосом.
Все мысли исчезли, когда он притянул ее к себе и поцеловал.
Она тоже его поцеловала и позволила ему направить ее руку к густой поросли у него в паху. Неуверенными пальцами она погладила его член. Кару бросило в жар, когда она ощутила, какой он гладкий, тяжелый и как пульсирует. Она потерла большим пальцем по кончику и почувствовала капельку влаги. По телу Пепе пробежала дрожь. Он хочет ее. Сию минуту.
А что потом?
Глава 11
Зимнее солнце пробивалось ярким светом через неплотно задернутые шторы. Луч попал прямо Каре в глаза, и она проснулась. Повернув голову, она не увидела Пепе.
Кара вылезла из постели, протопала к окну и раздвинула шторы.
В комнате пахло чем-то знакомым. Этот запах… Такой же, что и четыре года назад.
Секс. Пахло их сексом.Ей необходим воздух. Много свежего воздуха.
Надев кимоно, Кара отперла стеклянную дверь на балкончик, выходивший на большой парк.
Она стояла на холоде и глубоко дышала. Вдруг это поможет ей заглушить стыд?
Но не помогло.
После всего того, что она пережила, и всех тех обещаний, которые она давала своему еще не родившемуся ребенку, она оказалась не лучше собственной матери.
Каждый раз, когда всплывала новая связь отца, – что происходило регулярно, – мать клялась, что уйдет. И каждый раз она передумывала, нисколько не беспокоясь о таких вещах, как самоуважение. И уж точно ей было все равно, как это отражается на ее единственном ребенке.
Ее мать вела себя как наркоманка. Муж – это ее наркотическая доза.
А если она, Кара, не сделает что-то прямо сейчас, то превратится в наркоманку, такую же, как ее мать.
У себя за спиной она услышала шорох и обернулась.
На балкон вышел Пепе. Босой, на нем были лишь потертые джинсы. Он держал в руках две дымящиеся кружки.
– Доброе утро, cucciola mia, – с ленивой улыбкой произнес он, протягивая ей кружку. Свою он поставил на маленький столик и встал позади нее. Обняв за талию, он уткнулся носом ей в шею.
– Пожалуйста, не надо, – пробормотала она. – Одного несчастного случая с кипятком хватит на всю жизнь кому угодно.
Он засмеялся:
– Тогда пей скорее и вернемся в спальню.
Кара сделала глубокий вдох, собираясь с силами, чтобы сказать ему, что она не желает возвращаться в постель с ним. Но… она очень хотела этого, – вот в чем беда.
Прежде чем она успела что-то сказать, он поцеловал ее и сказал вполне серьезно:
– Я должен перед тобой извиниться – я совсем забыл, что ты стесняешься незнакомых людей. Мне не следовало оставлять тебя одну прошлым вечером, не убедившись, что ты освоилась.
Кара непонимающе на него смотрела. Извинение. Вот чего она совершенно не ожидала от Пепе, так это извинения.
Она сделала глоток чаю, глядя на людей в парке: кто-то прогуливал собаку, кто-то шел с утренней газетой в руке. Жизнь шла своим чередом независимо от ее личных переживаний.
– Я также должен был предупредить тебя, что там будет кое-кто из моих прежних любовниц, но, честно говоря, я об этом не подумал, – продолжал Пепе. – Это никогда никого не волновало. Но я не учел, что ты совсем другого плана женщина.
Его бывшие любовницы… Кару пронзило насквозь. Она заставила себя дышать ровно и смотреть вперед на парк – там молодая пара собиралась покататься на велосипедах, а в специальном креслице, прилаженном к велосипеду отца, восседал годовалый малыш.
Пепе никогда не станет обычным отцом – он слишком любит собственную свободу.
А она, Кара, совсем другая.
Пепе прав – она никогда не станет похожей на тех женщин. Шрамы, полученные в детстве, оказались слишком глубокими. Она никогда не сможет делить с кем-то своего мужчину. От одной только мысли, что Пепе будет расточать интимные ласки на другую женщину, кожа у нее покрылась холодным потом, а к горлу подступила тошнота.