Бывшие. Мне не больно

Всхлипываю, выдыхаю, расслабляюсь. Глаза закрываются сами собой. Но перед этим слышу:

— Мужчина твой тоже настрадался. Теперь только вместе, порознь никак. Любит тебя. Пойдет за тобой и в огонь, и в воду, но что лучше — не даст упасть ни туда, ни туда. Оберег твой. И ты его береги. А теперь спи…

Укладывает меня на мягкую перину и закрывает мои глаза.

Глава 43. И за руку тебя, милый мой, заберу я с собой

Слава

— Где Таня? — спрашиваю у Маргариты Львовны, которая сидит за столом в кухне и глядит в одну точку.

В помещении пахнет сердечными каплями. Судя по тому, как бабушка слепо смотрит перед собой, — что-то произошло.

— Не знаю, — тихо отвечает она и тяжело вздыхает.

Подхожу ближе, сажусь на корточки:

— Вам плохо? Отвезти в больницу?

— Нет, — качает головой и впервые поднимает на меня глаза. — Нюшенька… она услышала наш разговор с Гелей. Плохое мы говорили. Вот она и убежала. И Геля тоже ушла.

И снова отводит взгляд и смотрит заторможенно.

— Может, все-таки в больницу?

Бля, че делать-то? Кого первым спасать?

— Ты лучше Танюшу найди.

В этот момент у Маргариты Львовны звонит телефон. Она отвечает на вызов, разговаривает недолго и потом обращается ко мне:

— Слав, сходи к Кузьминичне, Таня у нее.

— А вы?

— Я буду ждать вас тут, — произносит уже бодрее. — А теперь иди. Вниз по улице, последний дом. Он приметный, ты разберешься.

Киваю. Решаю, что лучше поехать на тачке, — неизвестно, где этот «последний дом». Останавливаюсь возле впечатляющего домишки. Старый, вокруг куча вековых деревьев. Стоит обособленно.

На крыльцо выходит женщина — видимо, она и есть та самая Кузьминична. Машет мне рукой, я открываю калитку, захожу. Местечко, конечно, атас. Пальцы моментально леденеют, и волосы на загривке начинают шевелиться.

— Приехал? — заглядывает мне в глаза.

Кто она тут? Местная сумасшедшая или деревенская ведьма? Уж больно колоритно все смотрится. И дом этот, и сама женщина.

— Приехал.

— Проходи в дом. Таня вот-вот проснется.

— А почему она спит у вас? — хмурюсь.

На часах пять вечера. Не поздновато то ли для сна?

— Потому что ей больше негде спокойно выспаться. А ей это нужно, понимаешь?

Вроде как понимаю, но есть ощущение, что эта самая Кузьминична говорит о нечто большем.

— Наверное, — пожимаю плечами.

— Значит, позже поймешь.

Прохожу в дом и сразу попадаю в небольшую кухню. Недалеко от стола стоит топчан, на котором спит Таня. Так сладенько, сложив ладошки и приоткрыв ротик.

Протягиваю руку и глажу ее по голове, на моем лице неконтролируемо расцветает улыбка. Осматриваю ее, и, когда вижу перемотанную ногу, улыбка меркнет.

— Что у нее с ногой? — оборачиваюсь к женщине, которая сидит на стуле и внимательно следит за мной.

— Наступила на стекло и поранилась. Не переживай, ничего страшного.

Продолжаю гладить рыжую. Ее ресницы начинают трепетать, она открывает сонные глазки. Смотрит на меня, растягивает губы в ласковой улыбке и сладенько потягивается.

Мр-р-р, кошечка моя, девочка красивая.

— Ну привет, — улыбаюсь, как дебил, ловя остатки ее неги.

— Привет, — отвечает ото сна хрипло.

Моргает, наводит фокус, потом, будто вспоминая, где находится, садится резко, и улыбка пропадает из ее глаз.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает шокированно.

— Приехал за тобой. Поехали домой, Танюш?

Протягиваю ей руку, рыжая вкладывает в нее свою ладонь.

— Идите, — кивает нам Кузьминична. — С Богом.

Таня поднимается, и я интуитивно притягиваю ее к себе, обнимая одной рукой.

— То, что вы сказали… — Таня сглатывает и нерешительно поднимает взгляд на старуху.

— Живи своей жизнью. У тебя все будет хорошо, — произносит серьезно, берет со стола склянки и вкладывает их в ладонь Тане: — Передай Львовне, ей сейчас помощь посильнее нужна. А теперь идите. Вам пора.

— Но бабушка…

— Не переживай за нее. Она под защитой, ничего не случится.

Странный разговор, но я не лезу, по ощущениям, старуха не несет зла. Разворачиваемся, уходим. Кузьминична провожает нас. У калитки я вспоминаю, почему ее лицо мне казалось таким знакомым. Оборачиваюсь:

— А папоротник я так и не нашел, — усмехаюсь, глядя в глаза женщине.

— Это потому что ты его и не искал, — смеется лукаво.

— Не искал, — сознаюсь. — Я другое искал.

Опускаю взгляд на Таню, которая с интересом наблюдает за нами. Садимся в машину, выезжаем.

— О чем вы говорили? — спрашивает наконец.

— Помнишь тот день, когда я нашел тебя в реке вместе с этим причудливым венком? Незадолго до того, как только я приехал в вашу деревню, ко мне подошла эта ваша Кузьминична. И говорит, мол, поезжай туда-то, там найдешь свой счастливый папоротник. И я поехал, даже не сообразил, как оказался на том берегу.

Смеемся с Таней. Несмотря на то, что все кажется каким-то абсурдом, на душе становится легко и хорошо.

А дома Таня тихонечко шепчется с бабушкой, успокивает ее, затем собирает вещи и тепло прощается с ней. Маргарита Львовна заметно приободрилась и выглядит в разы лучше. Храбрится, уговаривает Таню не беспокоиться, отпускает нас с Богом.

Уезжаем в город.

Мать Татьяны по-прежнему «где-то». Где угодно, только не рядом со своей дочерью.

Ну и хер бы с ней! Где надо подлатать, детка, ты скажи, я все сделаю. Нахожу руку Тани и сжимаю крепко. Улыбается мне, сжимает мою в ответ. Да-а-а.

Глава 44. Все, что было раньше, — уже не важно

Таня

Уезжая из поселка, оставляю все плохое позади. Перечеркиваю прошлое, в котором так много материнского холода. Не зацикливаюсь на нем.

А Кузьминична и вправду ведунья.

После того, что та рассказала, мне стало так хорошо, так чисто на душе. Я будто бы реально отпустила прошлое.

Не знаю, насколько правдивы ее слова, возможно, она просто деревенская сумасшедшая, которая несет бред и отчаянно верит в него. Еще и пытается заставить уверовать в него других.