Бывшие. Мне не больно
Шрифт:
«Слава, перезвони мне, как будет возможность. Мне очень нужно с тобой поговорить. Скучаю!»
Отправляю текст и иду на работу. У меня сегодня полноценная смена, освобожусь в шесть вечера. Прихожу в кондитерскую и берусь за дела. Мне очень нравится тут, впервые в жизни я чувствую, что нахожусь на своем месте. Меня распирает от счастья.
— Любаш! — зову девушку. — А давай снимем трендовое видео? Выложим в аккаунте кондитерской, а? Как тебе?
Хочется пошалить.
— Крутяк! — загораются ее глаза. — Еще можно с нашим баристой Вовой снять
— Ага, знаю. Вов! — выглядываю и зову парня. — Айда с нами видосики снимать?
Вова стреляет глазами в Любочку, и та заливается краской.
— А что мне за это будет? — играет бровями, глядя на нее.
— Могу кофе тебя угостить! — хохочет Люба, и я, не сдерживаясь, смеюсь.
— Шутишь?! Ох, Любаня! Дошутишься у меня, — шикает на нее, хотя у самого улыбка до ушей.
— Ладно, — машет рукой Люба. — Борщом тебя накормлю, хочешь?
— У тебя дома? — закусывает губу.
— Ну хочешь, сюда в судочке принесу? — хмыкает.
— Господь с тобой! — театрально кладет руку на грудь. — Никаких судочков.
Игриво переглядываются, заряжают меня еще большей энергией, которую хоть ложкой ешь.
Дорабатываем день в приподнятом настроении, снимаем видео, шутим. Аня остается в восторге от того, что у нас получилось. Мне немного неудобно перед ней — ведь я только устроилась, и через несколько месяцев стану слишком неповоротливой для кухни, да и декрет потом. Но что поделать, думаю, как мама двоих детей, она меня поймет.
После смены быстро принимаю душ и переодеваюсь в свою одежду. Беру в руки телефон, собираясь перезвонить Славе, но на удивление вижу, что от него ни одного пропущенного звонка. Сообщение прочитано, но ответа на него нет.
Хмурюсь. Странно это все.
Выхожу на улицу и набираю номер Волкова.
Гудок. Еще один.
— Слушаю, — поет женский голос.
— А где… — спотыкаюсь об имя, — Слава?
— Он в душе, — насмешливо в ответ. — Что-то передать?
Передать?
Кладу трубку.
Нет. Ничего передавать не надо.
Глава 46. Тут все горит
Слава
— Слава, я сорвалась!
— Блять, Агата! Где ты? — психую.
— Дома, — всхлипывает. — Айвазовского пять, строение один.
— Будь там, я сейчас приеду.
Быстро подхватываю вещи, телефон и ключи от тачки. Заглядываю в кабинет к Ромке:
— Ром, подстрахуй меня, будь человеком. Отъехать ненадолго надо.
— К рыжей? — играет бровями.
— Нет, — запускаю руку в волосы. С Таней тоже нужно поговорить. — У другой девочки беда.
Разворачиваюсь, собираюсь уходить.
— А ну стоять! — рявкает.
Поворачиваюсь на пятках. Лицо брата недовольно кривится:
— Я не понял нихера, Слав. Ты же всем сказал, что вы с этой Таней живете вместе. Я правильно понимаю, что сейчас ты едешь к другой девке?
— Правильно, — вздыхаю, понимая, как это выглядит со стороны.
—
Совсем с ума сошел?— Ром, да я же не с этой целью. Я рыжую люблю. Агата — моя подопечная, понимаешь? И она сорвалась. Мне нужно помочь ей.
— Ну раз нужно, — хмыкает он прохладно, — тогда не смею задерживать.
Срываюсь, потому что хотел приехать домой пораньше и организовать для нас с Таней романтический вечер, времени не было даже перезвонить ей — в запаре. А тут еще звонок Агаты просто ломает мне все планы.
Когда я был в рехабе в другой стране, к нам привезли девочку. Тогда Агате было семнадцать. Отец — депутат законодательного собрания. Шишка при чинах и вообще персона, которая не может быть порицаема никоим образом.
А тут несовершенная дочь, которая бухает как не в себя, еще и травку курит. Привезли ее в клинику в неадекватном состоянии. Как она перелет через океан перенесла и не заблевала там все, непонятно.
Батя ее, к слову, за те два года, что она провела там, не приехал ни разу. Боялся засветиться.
Когда Агата пришла в себя, — устроила погром. Даже пыталась перерезать себе вены, да только вот не нашла, чем это можно сделать. Как дикий зверек, не подпускала никого к себе.
Даже седативные не помогали, она была бешеная и неуправляемая. Не хотела никого слушать и упорно говорила, что ее украли, требовала встречи с отцом, которому до нее не было вообще никакого дела.
На тот момент я уже устойчиво ощущал себя хорошо, пропало желание приложиться к бутылке. Меня приставили к ней наставником. Пришлось нелегко, но я нашел подход к девочке. По сути, она была недолюбленным одиноким ребенком, которому казалось, что весь мир против нее.
С моей помощью она выбралась из зависимости. В какой-то момент тон ее разговоров изменился, и я понял, что девочка хочет большего. В последний день, перед моей выпиской, она пришла ко мне в комнату и разделась догола. Открыто предлагала себя.
А потом долго извинялась, вымаливая прощение, когда я выставил ее за дверь. Нет у меня к ней романтических чувств и не было никогда. Но чувство ответственности за нее осталось.
После того, как я уехал, Агата пропала с радаров. Через какое-то время вернулась на родину, стала изредка ненавязчиво писать мне. Ничего сверх того — она могла месяцами не давать о себе знать, и я практически забыл о ней. Не мне судить того, кто оступается.
Как бы то ни было, сейчас я не могу оставить ее одну в такой момент. Ей нужна помощь.
Агата живет в небольшом коттеджном поселке с таунхаусами. Подхожу к нужной двери и звоню в нее.
Девушка открывает мне — в короткой майке в обтяжку, через ткань которой выделяется грудь, и полупрозрачных стрингах. Нихуя себе диверсия, что тут сказать.
Агата пьяна, ее шатает.
— Славочка! — виснет на мне, лижет ухо.
Бр-р.
— Накинь что-нибудь сверху, — говорю ей и снимаю с шеи ее руки.
— У-у-у, бука какой! — заигрывает со мной и крутится: — Тебе не нравится?