Бывшие. Я тебя отпускаю

— Стыдно, Никита, — отвечает серьезно. — А тебе, Никит, хорошо спится? Часто вспоминаешь, как отправлял меня на аборт?

Дрожащий голос Инги наливается силой и из слабого, раздавленного превращается в твердый, как камень.

— Практически никогда, — отвечаю ей. — То был не мой ребенок, Инга. Он не имел ко мне никакого отношения.

Я вру ей.

Я часто прокручивал в голове наш разговор. Был ли ребенок моим? На тот момент, когда она пришла ко мне, мы не спали уже больше двух месяцев. О детях узнают раньше, разве нет? Так что этот ребенок был зачат явно после меня. И без помощи меня.

Мои слова часто эхом звенят в ушах. Имел ли я право называть ее ребенка ошибкой? Нет, конечно нет. Я был молод, зол и импульсивен. Все это не очень хороший набор чувств, который привел меня в отправную точку ненависти к Разиной.

Мне хочется сказать Инге, как мне жаль. Хочется сказать ей, как я рад, что она все-таки смогла забеременеть после всего этого и родила прекрасного пацана.

Смотрим с ней глаза в глаза. Она сканирует меня взглядом, а после кивает и отворачивается. Наливает в стакан воды из графина. Подходит ко мне и замирает со стаканом в руке.

Разина поджимает губы, в глазах разгорается злоба. Я вижу, как она хочет выплеснуть эту воду на меня. И, черт возьми, я хочу, чтобы она так сделала. Но Инга видит мою беспомощность. Я не могу даже головой пошевелить. Она понимает: ей придется поить меня из стаканчика, как ребенка, и присаживается рядом со мной на корточки, готовясь сделать это.

— А вот жалеть меня не надо, Разина, — выплевываю со злостью. — Поставь стакан и уходи.

Секунда на раздумья.

Инга встает, с грохотом ставит стакан на стол, разворачивается и уходит. Возле двери замирает, ее спина напряжена.

— Я вернусь вечером, — произносит холодно. И далее, издеваясь надо мной: — Не скучай.

— Сука, — шиплю в закрытую дверь и перевожу взгляд на стакан, сглатываю.

Ощущения такие, будто подохну сейчас без воды, а сил поднять руку нет.

Распахивается дверь, и входит медсестра лет сорока:

— Ну что, касатик, водички хочется?

— Сил нет как.

Она помогает мне попить, а потом дает лекарства, от которых голова практически отъезжает.

— Она попросила вас прийти, да? — я так и не понял, задал ли я вслух этот вопрос, потому что чернота накрыла меня и ответа я так и не услышал.

Глава 25

Инга

— Прекрати ездить ко мне, — злится.

Я тоже злюсь. И на него, и на себя. Но чувство вины не дает мне забить на эту ситуацию и жить дальше, будто ничего не случилось.

— Я привезла тебе свежую одежду. Мог бы просто поблагодарить.

Синяки Никиты растеклись желто-фиолетовыми пятнами по всему телу. На ребрах синяк выглядит особо жутко. Еще несколько на предплечьях, про лицо я вообще молчу.

Видя мой интерес к своему телу, Фадеев надевает футболку и тянет одеяло вверх.

— И облизываться на меня прекрати, — скалится.

— Шутишь? — выгибаю бровь. — В гроб краше кладут.

— Шла бы ты отсюда, Разина. Не надо нам тут про гроб, — косится на своего соседа, мужика лет пятидесяти, который выглядит еще хуже, чем Никита.

Я так поняла, сосед тоже попал в ДТП в ту ночь, но отделался куда большими увечьями.

— Одежду тебе оставлю свежую и уйду. — Неблагодарная ты сволочь, хочется добавить мне, но я сцепляю зубы и молчу.

— Вот и иди, — Никита кивает на дверь. — Хотя нет. Подожди. Как там Женька?

Уже неделю я приезжаю к нему в больницу как к себе на работу — сутки через сутки. Почему? Больше некому. Но это не основная причина. По большей степени я это делаю, потому что вина давит на меня слишком сильно.

Я катаюсь сюда на электричках, благо ехать недалеко, каких-то полчаса. Встаю рано утром и приезжаю на первой электричке, а потом обратно в город, на работу. Степан пока держится на расстоянии.

Да и я, честно говоря, от всех этих качелей вымоталась.

— Жека с Валей в деревне. Вашу тетку выписали, и теперь Валя зашивается, потому что за ней нужен уход.

— Не вовремя, блять, все это, — Никита отводит голову в сторону.

— Когда тебя выписывают? — спрашиваю я.

— Через три дня.

— Я заберу Женю, и мы приедем за тобой.

— Нет, — тут же протестует. — Я попрошу друга, он доставит меня домой.

— Тогда я навещу твою тетку в деревне и привезу девочку.

— Я попрошу Валентину. — Упертый придурок.

— Она не оставит вашу тетку. Прекрати, Фадеев. Я могу и хочу помочь. Съезжу за Женькой, она побудет с нами. Потом приедешь ты, и мне уже не придется кататься сюда.

— Инга, ты могла бы и не кататься, тебя никто не просил.

Взъерошиваю волосы и тяжело вздыхаю.

— Выруби свой пубертат, Никита, — шиплю сквозь зубы. — Тебе нужна помощь. В том числе с дочерью. Подумай о ней.

— Полагаешь, я не думаю о ней? — вспыхивает.

— Полагаю, ты ненавидишь меня сильнее, чем осознаешь реальный масштаб проблемы. Никита, тебе нужна помощь. Как ты собираешься функционировать с перемотанной башкой и ногой в гипсе? Да на тебе места живого нет! Тебе даже дышать больно. Женю нужно водить в сад, в художку, в конце концов, надо закупать продукты, стирать, выносить мусор!

— Для всего этого есть доставка и люди, которым можно заплатить! — Вот упертый баран! — А Женька… месяц не походит в сад и в художку. Ничего страшного.

Качаю головой:

— Я сейчас уйду, а ты подумай обо всем. За тобой нужен уход. Элементарно нужно обрабатывать швы. Кто это будет делать? И ты не можешь закрыться с Женькой на целый месяц в квартире. Это ненормально, — и заканчиваю как можно мягче: — Я хочу помочь, Никита.

Он тяжело вздыхает и смотрит на меня устало:

— Инга, думаешь я не понимаю, что ты права? Во всем, блин права. А я чувствую себя полнейшим придурком, но не могу я так… Ты ухаживаешь за мной, хотя должна ненавидеть за все что я сделал с тобой. И я, черт возьми, вообще не понимаю, откуда в тебе это сострадание ко мне?

Сажусь на стул перед ним и придвигаюсь ближе:

— Считай, что я это делаю ради твоей дочери. Чтобы ты как можно скорее поправился и был рядом с ней. В нормальном и полностью функционирующем состоянии.

— Хорошо, Разина, — говорит устало.

Я поднимаюсь со стула и ухожу, в дверях Никита окликает меня:

— Инга, спасибо тебе. За все.

Киваю и ухожу. В электричке обратно в город едва не засыпаю. Весь день кручусь как белка в колесе. Открытие выставки уже через четыре дня. Финишная прямая.