Бывшие
Шрифт:
Когда его рука хватает меня за предплечье и довольно резко тянет на себя, роняю от неожиданности сумку, рассыпая содержимое под ноги.
— Я многое от тебя терпел, многое спускал с рук. Раньше. Когда ты была моложе. Сейчас ты уже не та растерянная девочка и знаешь, что говоришь, и терпеть в свою сторону подобный тон я не буду. Не разговаривай так со мной, Вика, ты меня поняла? Я не оскорбляю тебя, уважай и ты меня тоже.
Я никогда не видела его таким разозленным, не слышала чтобы он говорил вот так…
— Я больше не буду, прости, —
— Если бы я считал тебя шлюхой, меня бы здесь не было, — продолжает уже спокойнее. — И уж точно я бы не подставлял свой зад под обстрел ради подстилки.
— Прости, Саш, я такая дура. Дура, дура, дура! — в каком-то порыве отчаяния обнимаю его за шею, и он не отталкивает меня, притягивает ближе, вновь успокаивая.
— Я здесь, потому что ты мне небезразлична и плевать я хотел на твоего Дабозова. И готов впрячься в это все, но я должен точно знать, что тебе это действительно нужно. Что ты на самом деле хочешь изменить свою жизнь и оставить его.
— Я хочу! Очень! Но не уверена, что смогу сделать это так просто и не только из-за этих бумаг. Он… ребенка хочет, — говорю чуть тише, испытывая почему-то неловкость. — Заставляет меня обследоваться, следит за моим циклом. Понимаешь теперь, настолько все запущено?
– Обследоваться? — хмурится. — У тебя проблемы со здоровьем?
— Нет, я пью противозачаточные, но он не знает об этом, думает, что я просто не могу… — округлив глаза, прислоняю ладонь ко рту. — Ох, черт…
— Что такое?
— Я пропустила прием таблетки! Совсем из головы вылетело!
А еще оставила начатый блистер на косметическом столике. Если Тигран увидит — быть катастрофе. Правда, в этом случае можно будет смело открыть правду о своей связи с бывшим и обман с противозачаточными сразу уйдет на второй план. Убивать он меня будет уже не за это…
Смешно… было бы, если бы это все не было так грустно. Смотрю на часы — уже хорошо заполночь и, к сожалению, карета уже превратилась в тыкву.
— Я, наверное, поеду, хорошо? Мне пора…
— Да, конечно. Я тебя отвезу, — предлагает он скорее на автомате, и тут же понимает, что именно сказал. Губы трогает невеселая улыбка. — Прости, нас же не должны видеть вместе, совсем забыл. Полная конспирация.
— Ты говоришь так, словно мне все это приносит удовольствие! Мне противно не меньше чем тебе, но я не могу просто кинуть вещи в чемодан и уйти, ты же знаешь это теперь не хуже моего! Мне нужно время! И разобраться со всем этим должна я сама! Выбрать нужный момент, подготовиться…
— Думаешь, через день, неделю или месяц что-то изменится? Брось, Вик, ты сама все понимаешь. Это может тянуться годами. Вот эта квартира, — обводит взглядом спальню, — встречи урывками. Прости… но долго я так не смогу.
Не смогу… Вдоль позвоночника пробегает волна неприятного холода.
— Но ты же кучу времени встречался с той своей женой генерала и ничего, тебя все устраивало!
— Устраивало, да, потому что я не любил ее. Это был просто секс и все.
Осекается.
Как будто сказал что-то лишнее. Но я сразу же зацепилась за это «лишнее», оно воодушевило меня и вселило зерно робкой надежды.— Значит, со мной не просто секс?
Я хочу услышать ответ и в то же время боюсь его услышать. А то, что он молчит, заставляет понервничать еще больше.
— Неделя, Вик, — слова, как вердикт. — Я даю тебе неделю, чтобы от него уйти. Больше я ждать не буду.
— И что будет, если я не уйду от него за эти семь дней? Бросишь меня?
Между нами все настолько зыбко, что если он ответит «да» — я не смогу его обвинить. Мне будет плохо, но он не обязан ждать меня годами. Он ничем мне не обязан. Тем более в такой патовой ситуации.
Я томительно жду его ответ, и он, наконец, отвечает:
— Если ты не уйдешь от него за семь дней… — мучительная секундная пауза, — …я просто приеду и заберу тебя из его дома сам. Быть с ним — небезопасно.
— То есть только поэтому? — я не хочу выдавать своего разочарования, но губы сами складываются в подобие горькой ухмылки. — Снова печешься обо мне словно папочка о непослушном ребенке? Как и тогда, когда ограждал от нападок придурка Самбурова?
— Ты никогда не умела выбирать мужчин, — он улыбается тоже, но мягко, так, что мои колючки убираются сами собой.
— Но тебя я однако выбрала.
— Ну вообще, я тоже не подарок, забыла? — обнимает меня за талию, и я в который раз убеждаюсь, что его объятия обладают каким-то поистине удивительным свойством — избавлять от тревог, дарить покой и веру в то, что все непременно получится. Даже сейчас, когда ситуация, мягко говоря, откровенно дерьмовая.
— А как быть с теми бумагами, что я подписала?
— Сколько их было?
— Не знаю. Три, четыре документа. Он кладет все в черную кожаную папку.
— Ты знаешь, где она хранится? Может, попробовать как-то ее выкрасть?
— Ты шутишь? Да она может храниться где угодно! Дома в сейфе, у его доверенного лица, в офисе. Или ты думаешь, что она лежит на кофейном столике и служит подставкой под горячее? К тому же у него наверняка куча дубликатов.
— Без оригиналов он может подтереть ими свой зад.
— А ты портишься рядом со мной, — снова улыбаюсь, впрочем, тут же мрачнею: — Так как быть, если я ее не найду? Теоретически я могу уйти, да, но эти документы… они же меня заживо похоронят. Куда бы я не спряталась, меня разыщут и непременно посадят, если не убьют — руки у Дабозова длиннее, чем у полиции. Ты сам сказал.
— Да, с документами ты здорово накосячила, Вика. Но в принципе можно что-то предпринять, — задумчиво потирает большим пальцем нижнюю губу. — Нужна консультация знающего человека, есть у меня один знакомый — толковый юрист, помогал решить проблемы при открытии фирмы. Я наберу ему завтра, может, получится выйти из этого всего с наименьшими потерями. По крайней мере это даст нам дополнительное время и, главное, внимание посторонних людей. А лишнее внимание твоему Дабозову точно не на руку.
— А что потом? — задаю самый волнующий вопрос. Такой, что затмевает своей важностью даже махинации Тиграна.