Бывший 2. Роди мне сына
Шрифт:
— Хочу вернуть твое либидо, — усмехаюсь, успевая расстегивать мелкие пуговицы на округлой груди. — Возврати мне его на место, женщина. Я скучаю.
Раздвигаю полы шелкового платья и стискиваю тяжелую от молока грудь. В паху тянет и звенит.
— Я ведь помню твою слабость к закрытым пространствам, — шепчу ей на ухо и прикусываю мочку.
Вера запрокидывает руки мне за голову и выгибается, словно довольная
— Все ты помнишь, — ворчит, наяривая своей задницей по члену. — М-м-м… Чертов грек…
Ловлю ртом горячие губы, чтобы больше не отпустить. Ладонями оглаживаю талию, бедра, затем низ живота и ныряю под белье.
— Уже хочешь меня? — спрашиваю, разводя увлажненную плоть.
— Да-а, — хрипит Вера, добавляя ворчливо: — Только немного… Чуть-чуть.
Смеюсь.
Прикусываю пухлую нижнюю губу в наказание.
Секс в семейной жизни — это далеко не постоянный аттракцион с мороженым. Особенно учитывая часто меняющийся гормональный статус моей мороженщицы. В первую беременность ей больше хотелось трахаться, чем спать. Помню был даже недоволен. Во вторую — сложилась совершенно обратная ситуация. И я взвыл.
Провидение странная штука. Только показываешь жизни острые зубы, как она, злодейка, отбирает у тебя то, что считалось незначительным и неважным.
Добывать в глазах Веры не только оргазм, но и желание его испытать — моя самая любимая ответственность. А моя жена бывает крайне благодарной. Всегда.
Распустив пряжку ремня, справляюсь с замком и стягиваю брюки.
— Быстрее, Андрей, — шепчет Вера нетерпеливо. — У тебя трое детей, последняя младенец, надо быть порасторопнее.
Ухватившись под коленкой, приподнимаю стройную ножку и толкаюсь членом внутрь, фиксируя второй рукой мягкий живот. Толчок. Еще толчок.
Вера падает на стеллаж, с которого тут же что-то сваливается и бренчит.
— Сначала полки бы повесил, Ромео, — успевает ворчать.
Разворачивая подбородок, занимаю ее рот своим языком и трахаю резче, чтобы не было времени думать о полках. Получается довольно неплохо, судя по тому, что уже через несколько минут тело в моих руках начинает подрагивать.
— Ох, — шипит она, бурно кончая.
Догоняю ее оргазм, держа практически на весу, а потом сам падаю сверху,
придавливая и Веру, и стеллаж.— Эти закрытые пространства творят со мной что-то невероятное, — стонет она, трудно дыша.
— А как же я?..
— И ты, конечно, — усмехается она. — Куда ж без тебя.
Улыбается до самого вечера, так и не заснув ни на секунду. Ближе к полуночи возвращаются Соболевы, и мы размещаемся на кухне, все вчетвером. Как и в России, когда мы приезжали последний раз.
Мой телекоммуникационный бизнес пришлось продать, а Вера нашла себе место главного новостного репортера в Греции от известного российского телеканала. Работа чаще стихийная, когда что-то, не дай бог, приключается, но так нам всем комфортно. Именно на этот канал её приглашали в Москву, но из-за мамы она не смогла уехать.
— Перед отъездом заезжали к твоему папе, — сообщает Яна, отпивая чай из кружки. — Вроде не пьет. Так и не соглашается переехать к вам?
— Нет, — отвечает Вера грустно. — После смерти мамы сказал, что подумает, а сейчас отказывается.
Протягиваю руку, чтобы захватить и сжать тонкую ладонь. Семейная жизнь — это не только радости.
— А как Хлоя? — интересуется Яна.
— Замуж собралась, — недовольно выговариваю.
— Да ты что? Поздравляем. А за кого?
— За грека, — немного смягчаюсь.
— Не бередите рану моему мужу, — шутит Вера. — Мы с Наталией стараемся не обсуждать тему предстоящей свадьбы при Адриане.
Наши с Соболевым жены успевают наговориться только к двум часам ночи. Вера кормит Стефанию, я перекладываю ребенка в кроватку и устраиваюсь рядом с женой.
— Люблю, когда они приезжают, — шепчет она доверчиво.
— Скучаешь по России?
— Нет, — отвечает, не задумываясь. — Скучаю по людям. По Яне с Богданом, по маме, по папе…
— А по психиатру?
— Андрей, — смеется, стараясь делать это тише.
— Не пожалела? Что лишилась прайм-тайма?
Вера жмется ближе, словно хочет проникнуть под кожу. Хотя о чем я? Она давно там. Безнадежно. Навсегда.
— У меня тут такой прайм-тайм, мой любимый муж, — говорит развязно, запуская ладонь мне в трусы. — Психиатр бы обзавидовался…
Конец