Бывший 2. Роди мне сына

Нам, конечно, сложно уживаться вместе.

За свадебной эйфорией пришла обычная жизнь, к которой мы оба оказались не готовы. Мне надо было привыкнуть к тому, что я не в студии и не с микрофоном, нужно было учиться быть просто женой. Такой, что утром делает яичницу с беконом, а днем забирает деловые костюмы из химчистки. Мои выходы из дома сократились до прогулок по магазинам и салонам красоты. У мужа же жизнь продолжается. Он каждый день работает в офисе в центре Афин и часто возвращается домой не в духе.

А ещё по началу Адриан слишком ответственно относился к беременности и моей безопасности. И это несмотря на то, что Феликса практически сразу же депортировали из страны и определили в лечебницу уже в России. Мы несколько раз созванивались с Лейсан Сабитовной, чтобы уточнить, нужна ли ей помощь. И да... мы с Андреем все еще разные.

Пожалуй, пройдет немало времени, прежде чем мы с Андреем совпадем всеми своими выступами и впадинами. Где надо — достроим, где не надо — постараемся бережно пообтесать. Этот процесс не всегда будет безболезненным, но я верю, что справимся.

На ужин к нам приезжает Наталия. Раз в неделю, обычно по воскресениям, мы стараемся навещать её, а она часто бывает у нас. Мы с ней вроде как даже подружились. Или мне так просто хочется думать…

— Мне все очень нравится, Вера. С таким вкусом ты всё сделала, — восхищается мама приготовленной детской комнатой.

Адриан почесывает подбородок.

— Я предлагал розовые обои или хотя бы шторы…

— Я не позволю воспитывать дочь с учетом гендерных предрассудков, — отвечаю с ослепительной улыбкой, обводя взглядом светло-серые стены и белоснежный декор.

— Ну и правильно, Верочка, — незаметно подмигивает мне Наталия. — В конце концов, ремонт всегда можно переделать.

За ужином мы обсуждаем предстоящие хлопоты. Оказывается, в Греции первые сорок дней не принято появляться с ребенком на людях, а крестины отмечают круче, чем самые пышные свадьбы.

?

Перед сном, когда мы наконец-то остаемся вдвоем, занимаемся сексом. Не знаю, что именно произошло с моей чувствительностью, но в беременность будто громкость увеличили — каждое движение члена Адриана внутри воспринимается отчетливее и приятнее.

А ночью происходит то, что я так долго ждала. Мы ждали.

— Андрей, — хрипло зову и провожу ладонью по тугим мышцам на спине.

Нахмуриваюсь, не слыша ответа, и стараюсь ровнее дышать.

— Андрей, — требовательнее произношу.

Наблюдаю, как муж незамедлительно отдирает голову от подушки и прислушивается к звукам в комнате.

— Андрюш… — шепчу испуганно.

А потом взвизгиваю, когда он резко поворачивается и укладывает меня набок. Запрокидываю голову ему на плечо и тихо хихикаю. Болезненная схватка приостанавливает веселье, выбивая изнутри легкий стон.

Закусываю нижнюю губу и стараюсь засечь время.

Адриан на автомате стягивает с себя пижамные штаны и одновременно с этим тянет руку к моим трусам. Со щемящей нежностью наблюдаю за ним, забывая обо всем.

— Мокрая вся Вера, — произносит он сонно.

Не сдерживаясь, смеюсь.

— У меня воды отошли. Ты неправильно меня понял.

Тело сзади замирает, а потом Андрей резко вскакивает с кровати, сверкая идеальной задницей и натягивая штаны на ходу.

— Ты… так почему молчишь? — возмущенно спрашивает.

В темных глазах зарождается дичайшее беспокойство, но Адриан будто собраннее становится. Всегда готов быть опорой и надежным плечом.

— Я просто наслаждаюсь твоей покорностью, — легко пожимаю плечами...

Глава 44.

— Так что ты там говорила о покорности? — спрашивает Адриан, наклоняясь и поглаживая мою поясницу.

— Молчи…

Наша поза мало напоминает что-то адекватное.

Я сижу в палате, прямо на полу, перед ним. Облокотившись на колени мужа, прячу лицо в ладонях. В этом положении боль хотя бы на чуть-чуть отпускает и кажется не такой чудовищной.

Почему Яна не сказала, что рожать настолько больно?.. В конце концов, есть суррогатные матери. Хотя нет, с моим перфекционизмом никакие «инкубаторы» бы не справились.

— Иногда ты, ей-богу, много болтаешь, Андрей. Я и так переживаю.

— Ну-ну, все будет хорошо, — успокаивающе произносит, поглаживая меня по голове. — Моя Вьера…

Чуть улыбаюсь, потому что он сам волнуется, но пытается сделать так, чтобы я не заметила.

Это почти четыре месяца показали — я совсем не одиночка, как придумала себе когда-то. Я… как сиамский близнец, жмусь к моему мужчине каждую ночь.

Остаться одной — мой кошмар. Хотя уверена, я бы и с этим справилась. В жизни вообще нет ничего смертельно ужасного. Просто быть с Макрисом — мой осознанный выбор.

Через несколько минут в палате госпиталя появляется закрепленный за мной врач, который укладывает меня на кушетку и подцепляет КТГ.

— Я… почему-то его не чувствую, — обеспокоенно проговариваю, а потом прикусываю язык. — Ребенка… С ним все в порядке?

— Сердцебиение частое, но в целом не вижу ничего критичного. Перед родами в норме малыш замирает. У нас все под контролем, — произносит доктор на чистом русском языке.

— Спасибо.

Когда мы остаемся с мужем наедине, переживаю очередную схватку, держась за его руку. Я бы никогда не хотела испытать, как это, пребывать в этой палате в одиночестве. Андрей час назад выходил, чтобы позвонить маме и Янису и в этот момент мне будто бы больнее стало.

— Обещай мне, что выйдешь, когда все начнется, — шепчу ему, прикрываю глаза ладонью.

С приближением момента Икс чувствую не то что бы слабость. Весь мир будто в тумане, в агонии.

— Если ты так хочешь, то, конечно, выйду, милая, — отвечает Адриан.

— Хочу. Не понимаю я этой моды.

— Как скажешь.

— Хоть что-то должно остаться священным. Ты потом меня не захочешь…

— Глупости.

— Зайдешь сразу же, как все закончится, — не обращаю внимания на его возражения.

— Хорошо, Вера.

— На всё готовенькое, — ворчу недовольно.

Адриан хрипло смеется. И снова поглаживает меня по голове. Смотрит сверкающими глазами, второй рукой накрывает живот, увешанный датчиками.

— Я тебя люблю, — шепчу. — Если со мной что-то случится… Если я умру, быстро не женись, пожалуйста.