Бывший Булка и его дочь

Подумав так и оставшись собою довольна, Лида, уже и не без интереса даже, стала читать задачку под номером…

Тут её за ухо дёрнул телефонный звонок. Она повернула голову. Телефон брякнул второй раз.

И она вдруг догадалась, кто это звонил! Сердце заспешило, перепрыгивая, как мячик, само через себя. Вспомнила зачем-то: "Такие состояния называются стресс…"

– Это ты, Лид. А я тебя не узнал.

Разве она уже что-нибудь говорила? Или это просто хохмочка, обычная его хохмочка? Сейчас она ничего не испытывала, кроме волнения борьбы.

– А ты, Лид, как считаешь?

Всё-таки он хохмит.

Ну чего ты молчишь-то?

– Слушай, милый, иди гуляй!

И положила трубку. Было противно от этой чужой фразы. Лида хорошо помнила ту девицу. Она лезла в троллейбус, а разговором и поворотом головы была ещё на остановке: "Слушай, милый…" У неё была удивительно аккуратная причёска – крупный такой химический локон.

Да, противно это получилось. И голос какой-то дешёвый, как у той… А не всё ли равно!

Она вернулась к своей физике. Но было почему-то не всё равно. Оказывается, даже ругаться, даже рвать с человеком надо по-человечески, тратя ум и волнение.

Так. Значит, задачка номер… Но Севка больше не звонил. Даже не думал!

Небось звонит сейчас Наде – такой умный, нога на ногу. Ну и кадр, говорит, ну и подруга, ну и барахло!.. А Надя в ответ, конечно…

Они ведь, между прочим, из-за Севки и поругались!

Эх вы, братики-сестрички! Да вот назло вам не буду о вас думать. А тем более плохо!.. "Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хозарам… С дружиной своей в цареградской броне…"

Ни в чём не повинная задачка, а так же и другие уроки оказались полными сиротами. Однако когда пришла мама, вид у Лиды был вполне деловой.

Мама что-то долговато возилась с пальто и сапогами. Лида, конечно, смотрела в книжку, но такие вещи можно увидеть и самым краешком глаза. Наконец мама разделась. Сейчас она сидела на стуле в прихожей.

– Добрый вечер.

Лида подняла голову, но в глаза ей смотреть не стала.

– Ужинать будем?

Лида пожала плечами.

– Ясно… Работай. А я тогда крикну тебя.

Были у неё в запасе такие особые словечки. Все, например, говорят: "крикну тебе", а мама: "крикну тебя". Лиде они нравились, и мама знала об этом.

Но сейчас Лида кивнула со всем нашедшимся у неё равнодушием. Словно фраза была самая простая, а не с секретом.

Ужин был готов минут через пять – десять. У них в доме не водилось моды "устраивать всяческие марципаны" (мамино выражение). Отварные сосиски, банку горошка на сковороду… Батяньке вообще-то требовалось есть поплотнее. Мама эту плотность устраивала ему не за счёт особых блюд, а за счёт количества. Лиде, например, две сосиски, а ему пять.

Сейчас они сидели за столом друг против друга – нож, вилка, спина прямая, локти прижаты к бокам. "Умение красиво есть откроет тебе многие двери" – естественно, мамины слова… Итак, они обе ели красиво, сидели прямо и всё тому подобное, словно бы находились не в крохотной кухоньке, а на приёме в посольстве и ели не сосиски с горошком, а нечто "вы меня извините"!

Молчание, однако, не может быть слишком длинным, и глаза тоже куда-то надо девать.

– Ну, Лида… что отец? Даже ничего не скажешь!

Лида наконец подняла на неё глаза, пожала плечами.

– Как он себя чувствует?

– Нормально…

– Так… А что доктор говорит?

Тут у неё по сердцу впервые пробежала тревога. До этого момента она всё была права, а тут…

– Ты спрашивала у него, Лида?.. Спрашивала о докторе?

– Нет…

– Хм… А ты узнала, что ему надо? Что ему принести?

Лида почти испуганно глядела на неё.

– Да ты что?.. Ты была у него?.. А когда операция? Как же ты догадалась не спросить о таких вещах?

Всё её здание справедливой обиды развалилось, грохнулось наземь, подняв клубы пыли. Она глотнула воздуху. Мама размышляла в это время, чуть хмуря красивые брови.

И всё-таки здесь было что-то не то. Потому что когда она уходила от батяньки, то… то что?

Тут её мысль больно прострочил телефонный звонок. Чтоб тебе! Всегда с этими телефонами…

– Але!

– Я хочу, чтоб ты меня выслушала!

Лида ничего не ответила, просто не сумела. Разве легко перелетать из одного разговора в другой? Да ещё чтоб получилось толково, строго… А Севка за две-три секунды её молчания, видно, завёлся уже до последнего предела:

– Лид! Ну что ж ты такая бесчувственная? Может, я болел, может, я умирал!

"Умирал"! Сильно ты умираешь!.. Надо было давным-давно это всё кончить.

Кончить так кончить! Она без всяких слов положила трубку… Господи! Какой вечер сегодня нехороший. Пошла к себе в комнату, села на диван.

– Лид, ну что такое там? Мы ведь ужинаем, кажется!

А голос был у неё такой уверенный, старший!.. Лида продолжала сидеть у себя на диване.

Главная обида, что она в своей правоте была не очень уверена. Пришла к батяньке, расселась, стала про Севку трепаться. А чтобы по делу человека спросить, так нет. Причём уж такие, кажется, вопросы элементарные, каждый дурак догадался бы!

Но тут она вспомнила его лицо, когда они расставались у стеклянных больничных дверей. Лида шла вниз по лестнице, на волю, а ему надо было идти в палату. И вот лицо у батяньки… он нисколько не обижался! Он просто радовался, что приходила Лида. Ему неважно – спросила, не спросила…

Она ему принесла облегчение, потому что она его дочь, его необыкновенная драгоценность.

Но про это Лида не сумела, конечно, подумать словами, а только почувствовала где-то глубоко-глубоко в душе…

Мама сидела над своей тарелкой. Она немножечко поела в Лидино отсутствие, а немножечко оставила, чтобы продолжать этот торжественный ритуал совместного поедания сосисок.

Лида села к столу, но есть не могла. Она вообще не была объедалой и обпивалой. А уж когда начинала психовать, когда её обижали или там перед контрольными – её буквально с души воротило от всякого съестного запаха.

Мама знала эту её манеру.

– Ну ешь, ешь. Я же тебя ни в чём не обвиняю…

А я тебя обвиняю! Но Лида, конечно, не сказала этих слов.

Их легко крикнуть в душе, а не на самом деле. Она молчала, глядя в стол.

– Ну хватит, – с улыбкой в голосе сказала мама, – хватит, распаяешься.

Это было батянькино слово. В старину пили чай из самоваров. И когда из них нечаянно выкипала вода, они распаивались: отваливался кран, ручки, ножки, ещё там чего-то.

Но дело не в том. Сейчас мама специально сказала это слово, чтобы объединиться… будто бы объединиться с батянькой. А Лида, мол, ребёнок, ну и тому подобное.