Бывший лучший друг

Она замолкает, а у меня от её слов бежит мороз по коже, но и эти слова предают столько сил, что хочется вдохнуть полной грудью. И я хочу это сделать — вдохнуть.

— Дыши, Милла! — в сознание врезается незнакомый голос. — Дыши!

Смотрю на бабушку Валю, её образ начинает мерцать и расплываться.

— Будь счастлива, — говорит старуха одними губами, — живи.

Моргаю, и её уже нет.

Сердце в груди рвется, как канарейка в клетке. Быстрые и частые удары заставляют кровь бежать по венам, разгоняя её по всему телу, которое начинает ощущаться… как своё.

— Ш-ш-ш, — тот же незнакомый голос, — всё в порядке, в порядке. Ты жива. Давай потихоньку открой глаза. Не торопись, не надо. Всё хорошо.

Не сразу, но я пробую, открываю глаза и тут же их закрываю.

— Не торопись, — успокаивает голос, как заезженная пластинка, — всё хорошо.

Пробую снова. Размытое зрение выхватывает образ человека в белом халате. Ну конечно, я в больнице. Копаюсь в своих воспоминаниях. Банкет, Пашка, Влад, машина, авария…

… сон и бабушка Валя. Или это не сон?

— Как ты себя чувствуешь? — врач привлекает к себе внимание, щёлкая пальцами перед лицом. — Помнишь своё имя?

— Да, — беззвучно отвечаю, и к моим губам прикасается холодный пластик.

— Попей.

Вода скользит в горло и лишь на миг приносит облегчение.

— Милла, — скрипуче отвечаю спустя пару секунд.

— Ты борец, Милла, — улыбается доктор. — Ты не представляешь, скольких людей ты заставила понервничать. Но теперь уже всё хорошо. Ты справилась.

Киваю, потому что тяжело говорить. Смотрю на дверь. Доктор тоже поворачивается.

— Там к тебе рвется один парень, но я могу его пустить всего на пару минут, — заговорщицким тоном шепчет мужчина.

Снова киваю. Влад, наверное, места себе не находит и, чего доброго, себя обвиняет в аварии.

Врач встаёт со стула и идёт к двери, но потом оборачивается:

— Ладно. Десять минут, но потом отдых и лечение. Хорошо?

Вместо ответа с трудом, но улыбаюсь. Веки то и дело опускаются, застилая глаза. Голова словно в тумане и требует отдыха. Будто я не спала неделю. Напрашивается вопрос: сколько я спала? И почему так устала?

Доктор уходит. Тихо вздыхаю, а потом ещё. Я могу дышать и пока не могу осознать всю важность этого простого действия. Вдох-выдох.

Я жива… ради сына…

… Боже, спасибо.

Дверь палаты распахивается слишком поспешно, и так же поспешно в неё влетает человек. Мой взгляд усиленно фокусируется на вошедшем, и я понимаю, что это не Влад.

— М-Милла, девочка моя, — родной голос ласкает слух. Мои холодные руки обволакивает родное тепло рук. Горячее дыхание обжигает кожу на щеке. Влажные губы оставляют дорожку из поцелуев до подбородка. Моё дыхание учащается, а сердце выпрыгивает из груди.

— Паша, — наконец нахожу свой голос.

— Я так тебя люблю, — он почти рыдает, роняя голову к нашим рукам и целуя мои ладони.

Освобождаю одну руку, провожу ею по короткому ёжику темных волос. Как давно я не ощущала их между своих пальцев. Боже, как давно.

— Ты так меня напугала, Милк-Милк, — Пашка вглядывается в моё лицо.

— Сколько я… спала?

— Четыре дня, — сжимает мою руку. — За эти четыре дня я думал, что сойду с ума. Я почти сошел с ума.

— Почему?

— Что почему?

— Почему с ума сошел? — моя рука по-прежнему гладит его волосы, и наверное, это неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать, я так нуждаюсь в его близости.

— А как тут не сойти, — улыбается, но совсем невесело. — Я бы умер, если бы тебя потерял. Ты моя жизнь, Милк-Милк.

От его слов, хочется плакать. Чувство вины из-за того, что скрыла сына, пожирает меня изнутри.

— Паш, я…

— Не надо, — обрывает меня, — давай не будем о плохом. Оставим в покое всё, что было раньше. Просто скажи, ты всё ещё любишь меня?

Вопрос немного шокирует. Вспоминаю про Влада и непроизвольно смотрю на дверь.

— Забудь о нём, — Пашка машет рукой в том же направлении, — есть только ты и я. Ответь, ты любишь меня?

— Всегда, — отвечаю на одном дыхании.

Улыбка на лице Пашки, заставляет и меня улыбнуться. Желанные губы в один миг прикасаются к моим пересохшим в коротком поцелуе.

Дверь палаты немного отворяется.

— Время, — оповещает врач, опасливо просунув голову внутрь.

— Уже ухожу, — цедит Пашка сквозь зубы. Встаёт со стула, моя рука соскальзывает с его волос, проводя по шее. — Отдохни, — наигранно грозно говорит мне парень, — я буду здесь.

Целует мои губы, щеки. Дарит поцелуй моим рукам, буквально каждому пальцу, и я дрожу. Хватаю ртом воздух, цепляюсь за его руку, останавливая, хочу что-то сказать, но не могу подобрать слов.

— Не надо Милк-Милк, — опережает меня Пашка, вновь наклоняясь и целуя меня в лоб. — Ничего не говори. Просто больше не пугай меня так, — выдавливает горькую улыбку. — Ты мой мир, прости, что так долго не говорил тебе этого.

Чувство вины пожирает меня почти физически.

«Сын, у нас есть сын», — слова так и не обретают форму.

Пашка идёт к двери, оборачивается. Лукавая улыбка озаряет его лицо:

— Знаешь? У нас замечательный сын, Милк-Милк. И я никому не отдам ни тебя, ни его…

Эпилог

Полгода спустя

Милла

Большой зал опустел. Софиты погасли. Многочисленные зрители разошлись, но я не спешу покинуть отведенное мне место в зрительном зале. Мне почему-то страшно.

Сегодня Пашка проиграл…

Полгода назад, в стенах больницы, решила для себя, что буду счастлива, что всё изменю. Подарю сыну отца, а себе — любовь всей жизни. Но…

Влад не хотел меня отпускать. Он так же, как и Паша, боролся за мое внимание, и с каждым днём я всё больше и больше испытывала чувство вины. Оно поглощало меня, и я замыкалась в себе. До тех пор, пока Паша не признался мне в том, чего я не знала.

Фиктивный контракт.

Фиктивная связь с Ликой.

А самое главное — неустойка с шестизначной суммой за неподчинение. Влад знал об этом. Фил знал об этом. Но все молчали.