Бывший муж. Я к тебе не вернусь

— Не произноси ее имя!

— Я буду его произносить! Побег от имени не изменит ситуацию!

— Но…

— Она появилась, потому что мне было одиноко! Я не хотел возвращаться в дом, где мне были не рады! Где не было тебя, как ты понять не можешь?! Я как будто со стеной разговаривал! Тебе же на все насрать было!

— Неправда!

— Правда, Полина, но знаешь что? Я все равно продолжал тебя любить. Даже с ней — я любил тебя. Я любил! — повышает он голос, когда замечает, как я открываю рот, — Я искал тебя в ней и да, я находил. Вы чем-то похожи…

— Не смей нас сравнивать!

— Не внешне, Поля. Не в характере. По сути своей, вы, как небо и земля, дорогая, но в ней горела жизнь. Такая же, какая когда-то горела в тебе. И я подумал… — его голос становится тише, и он наконец-то прячет взгляд, но лишь на мгновение.

В этом весь Ян. Он не привык отступать перед своими косяками. Он всегда смотрит им в лицо, как и сейчас смотрит.

— Я подумал, что ничего страшного не произойдет, если я зайду на еще одно ее выступление. Если я посижу и послушаю, потому что домой мне не хотелось идти. А ты даже не замечала, что я стал задерживаться. Ты не спрашивала.

— Замечала…

— И как я должен был это понять? Я не умею читать мысли, Полина, а ты молчала. Ты продолжала делать вид, что тебе насрать, и я поверил. Прости меня за это. Прости, что я поверил и подумал, что значит, я могу позволить себе большее, чтобы почувствовать себя живым.

— А со мной ты чувствовал себя мертвым?!

— Когда женщина, которой ты посвятил свою жизнь, похожа на ледяную статую рядом с тобой, ты, так или иначе, умираешь. И я стал ходить с ней на свидания, да! Это было трижды. Трижды я ее поцеловал. Но знаешь, что самое мерзкое?! Я представлял тебя! Сука, каждый раз!

Ян сильно и неожиданно бьет кулаком по столу, отчего я вздрагиваю. А его голос падает до хриплого шепота…

— Я представлял тебя на ее месте, но она — не ты, и это бесило. Я злился все больше и больше, когда понимал, что это не ты, а где ты была? Я не знал. Я не мог тебя найти, и за это я себя ненавидел. А потом тебя. И снова себя, а потом снова тебя. А потом я пошел в бар, где встретил Диму…

Около трех месяцев назад; Ян

Захожу в бар, после очередного, тяжелого разговора с сыном. Он на меня злится. Он все знает, и он злится.

Точнее, он думает, что все знает, но это не так. Жизнь в молодости представляется иначе, чем в момент, когда тебе почти сорок. Когда ты в его возрасте, все делится на черное и белое. В моем же ты способен разглядеть столько полутонов. Все вокруг состоит из полумер.

То, что я делаю — определенно неправильно, но я не могу по-другому. Я не могу дышать! Когда смотрю на Полину, в которой нет ничего, кроме светской львицы, которую я ненавижу.

Я хочу ее обратно, но это словно невозможно! И все, что у меня получается — это бесконечно биться головой о бетонную стену…

Опускаюсь за барную стойку и прошу налить себе виски. Лола звонила, но я не хочу ее видеть. Она меня тяготит. Когда она рядом, я еще более явно понимаю, насколько я беспомощный в сложившейся ситуации, и это бесит. Я виню в своих бедах Полину, но по сути своей, просто не могу признать, что дело не в ней. Я где-то облажался, раз потерял ее. Раз не смог удержать ее любовь — моя вина, так? Так. Я не состоялся, как мужчина. Это сквозь мои пальцы утекла любимая женщина…

— Неожиданная встреча, — говорит знакомый голос, и когда я поворачиваю голову — вижу перед собой старого приятеля Диму.

Мы не общались последние два года вообще. Мне неприятно даже смотреть на него. То, что он сделал с женщиной, которая родила ему ребенка и любила больше десяти лет — отвратительно.

Я так думал.

Нет, я думаю так до сих пор, просто теперь я в его стае. Мы с Лолой не спали, но я хожу по тонкому льду самобичевания и тупости. Зачем я это делаю? Она не Полина, и пора это признать.

Никто не Полина. И даже она сама больше не Полина…

— Привет, — бросаю глухо, потом отворачиваюсь и делаю спасительный глоток.

Не хочу напиваться, как чертов слабак, но иначе не вывожу. Ситуация — мрак. Она патовая настолько, что мне страшно за завтрашний день. Я не хочу, чтобы Полина узнала, как меня болтает из стороны в сторону, хотя понимаю — должен. Может быть, я действительно увлекся другой женщиной? Тогда какой смысл продолжать? Надо рвать. Я не хочу быть, как Дима. Не собираюсь никого трахать в браке с Полиной Михайловной. Я — мудак, блядун и предатель, но до такого не опущусь. Нельзя. Нельзя унижать так женщину, которая родила тебе детей. Но какой выход, если близость с ней заставляет меня задыхаться? Не находя в ней ее — я умираю с каждым днем…

Дима присаживается рядом, просит налить и ему порцию, а потом мы замолкаем. Не знаю, о чем он думает. Я вообще перестал его понимать уже два года как, но, может быть, это шанс разобраться? Быть может, я и себя смогу понять тогда?

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю тихо, но знаю, что он услышал.

Дима бросает на меня короткий взгляд, который сразу отводит и прячет его в стакане.

— Хер его знает. Повело.

— Настолько сильно, что ничего не остановило?

— Настолько сильно, Ян.

— Ты хотел развестись?

— Знаешь же, что нет. Думал, что проскочу.

Фу.

От этой реплики становится гаже от самого себя. Поздравляю, Вячеславович, ты на том же дне, где этот мудак.

Делаю большой глоток, Дима снова бросает на меня взгляд, а потом коротко усмехается.

— А к чему эти вопросы? Тоже повело, что ли?

Я не отвечаю, но ему это не нужно. Думаю, правы те, кто сочинил поговорку «рыбак рыбака видит издалека».

Пары мгновений хватает, чтобы он сложил два и два, а потом тихо усмехнулся.

— Ясно. Значит, и на солнце есть пятна.

Резко перевожу на него взгляд и рычу, пытаясь себя облагородить.

— У нас разные ситуации!

Получается откровенно плохо. Мне насрать, что этот мудак обо мне подумает, я это делаю скорее для себя. И тут же, конечно же, проваливаюсь. Зачем? Это бессмысленно. Я знаю, что поступаю херово и нечестно, но словно не могу иначе. Мной руководит совершенно непонятное чувство, схожее, пожалуй, с инстинктом самосохранения.

Я боюсь сдохнуть от ее безразличия. Тупо звучит, но как есть. Однако, как есть…