Бывший. Игра на поражение

Нет, я не хотела, чтобы Андрей преданным псом сидел возле моей юбки, но и ежедневные встречи с греками, честно говоря, раздражали.

А потом… наши едва зародившиеся чувства стали обрастать претензиями, недомолвками и… подлостью.

Да и расстались мы… мягко говоря, не лучшими друзьями.

– Ты там медитируешь, что ли? – слышу над собой хриплый голос.

Открываю глаза, уставляюсь на широкий подбородок и резко вдыхаю, чувствуя некоторую тяжесть внутри.

Его так много, что мне воздуха не хватает!

– Можно так меня не сжимать? – скриплю сквозь зубы, пытаясь незаметно отлипнуть от широких плеч. – Мне больно.

Смягчаю свои слова приторной улыбкой для зрителей, купивших билеты в первый ряд.

– Боюсь, что ты тогда совсем расклеишься? – смотрит он на меня сверху вниз, но его руки становятся более нежными.

– Не дождёшься, Андрей.

Зелёные глаза опускаются к моим губам, а ноздри раздуваются. Мужские ладони медленно ведут вдоль позвоночника, настойчиво ложатся на бёдра и замирают, слава богу.

– Расскажи мне про Умарова, – хрипит он, склоняясь над моим ухом.

Пф-ф. Медленно облизываю губы, пытаясь сконцентрироваться.

– А ты с ним лично не знаком?

– Отличная попытка, – усмехается Адриан.

Качаю головой. Не верит мне и, кстати, прав.

– В отличие от Прохорова Умаров никогда не имел проблем с законом. Вполне адекватный дяденька, – пожимаю плечами, озираясь по сторонам. – Камиль Рустамович всегда относится к делу с душой, много занимается благотворительностью. Я знакома с сыном Умарова довольно близко. Феликс – художник.

– Близко? – выгибает брови.

– Некоторое время мы… были в одной компании.

– Спала с ним?

– О, боже. Замолчи, пожалуйста, – морщусь. – И вообще, – смелею, когда начинаю злиться, – почему наш город?

– В смысле?

– Приисков в России много. Но ты выбрал именно этот.

– Понимаю, что тебе везде нужно найти романтический след, но тут всё просто. Продаётся именно этот – во-первых. Во-вторых, здесь у меня есть полезные знакомства. В том числе, с тобой.

«В том числе, с тобой».

Будь я проклята, если это не щелчок по носу.

– Ты…

Резко замолкаю.

В противоположном конце зала неожиданно раздаётся треск. Сильные руки на бёдрах становятся тяжёлыми, Адриан обнимает и резко разворачивается вместе со мной, как бы прикрывая.

Пульс разгоняется, словно на американских горках, от страха ноги становятся ватными.

– Приборы упали, – говорю выглядывая. Наблюдаю, как официант собирает с пола ложки с вилками. – Всё хорошо.

Незаметно даже для себя поглаживаю массивные плечи успокаивая. Тело дрожит от подскочившего адреналина. Когда он спадает, стыдливо убираю руки.

Всё-таки все эти шпионские страсти – не моё. В работе ещё куда ни шло, но подкреплённые личными эмоциями – невыносимы.

Вернувшись за столик, мы спокойно продолжаем ужин. Пьём шампанское. Я заказываю десерт и кофе.

Перевожу взгляд на панорамное окно и замечаю подъезжающий к ресторану черный внедорожник. Чуть позже мужчины, наблюдающие за нами, уезжают.

А я вдруг устало опускаю плечи. Как после длительного спектакля.

– Посажу тебя в такси, – говорит Адриан равнодушно поднимаясь.

– Ты… отдельно поедешь?

– Хотела, чтобы я тебя проводил? – с насмешкой отбивает.

Вспыхиваю.

– Ничего я не хотела, – оправдываюсь я. – Вообще, твоё дело, я просто подумала, что за нами будут следить.

В гардеробе Адриан помогает мне одеться, забирает строгое пальто, и мы выходим на улицу вместе.

– Адрес дома отправлю сообщением. Завтра жду с вещами. Сегодня же избавься от всех нежелательных контактов, – напоминает в приказном тоне, подцепляя мой локоть.

Фыркаю в ответ и закатываю глаза.

– Не надо со мной играть, Вера.

– Знаешь, чем отличается хороший журналист от плохого? – говорю, усаживаясь в такси.

Удерживая для меня заднюю дверь, Адриан молча приподнимает брови, и я сама отвечаю на свой вопрос, так и не дождавшись большей реакции:

– Хороший журналист всегда проверяет факты и держит своё слово. Поэтому ты можешь не сомневаться, если я пообещала.

Деловито укладываю сумочку на колени и уставляюсь на него.

Усмешка на жёстких губах становится злой. Почему-то вспоминается наш последний разговор два года назад...

– В таком случае ты журнальист хуже ньекуда, Вьера, – хрипит Адриан со странным выражением лица.

Резкий хлопок закрывающейся двери. Водитель начинает движение, а я с изумлением глазею на отдаляющуюся широкую мужскую спину, пока она не скрывается за поворотом...

Глава 8. Адриан.

Серо…

В этой России всегда серо и грязно. Даже если чисто.

Такой вот парадокс.

Запахнув свободное пальто, обхожу двухметровую лужу и оборачиваюсь, чтобы с сожалением осмотреть ровный слой какой-то жижи с дороги на своём только что купленном «Гелендвагене».

Охренеть.

Неужели люди по собственному желанию готовы жить здесь, зная, что где-то в мире есть места, где двести пятьдесят дней в году светит солнце.

Греция, например!

Решив сразу же после встречи, поискать ближайшую помывочную для авто, переключаю внимание на двухэтажное здание, граничащее с внушительных размеров автозаправочным комплексом.

Молодец, этот русский! За два года так поднялся.

Искренне улыбаюсь. Для меня, грека, выросшего в обществе людей, которые в большинстве своём любители откладывать на потом и почитатели ежедневной двухчасовой фиесты, чужой успех, неподкреплённый родительским капиталом – это ценность. То, за что, несомненно, стоит уважать.

Тяну на себе железную дверь и оказываюсь в небольшом холле.

– Добрый день. Хозяина вашего могу навестить? – говорю девчонке на ресепшене.

Стараюсь без акцента, ну уж как получается. Видимо, так и останусь в этом городе белой вороной в чёрном пальто.

– Богдана Анатольевича? – улыбается девица приветливо.

– Его самого, – киваю, озираясь.

– А как вас представить?

– Скажите – Грек.

– Хорошо, сейчас сообщу. – С интересом приподнимает брови и выпрямляет спину.