Бывший. Игра на поражение
Шрифт:
– На помойке? – морщится Разин.
– Угу, – киваю.
– У Воскресенского два высших образования, – бормочет он, перелистывая пластиковые страницы. – А у этого бездаря-деревенщины, Колесникова, работающего с Артёмкой в связке и величающего себя «Оператором», за плечами курсы в Останкинской школе телевидения…
На секунду задумываюсь, чуть наклоняюсь и ослепительно улыбаюсь:
– Полагаю, при принятии решения победила наша харизма, Шур.
Разин не сдерживается. Громко хохочет, привлекая внимание посетителей придорожного кафе, куда мы заехали по дороге
Моя карьера пошла не в ту гору, – уныло замечаю про себя. – Вместо уютной студии и личной гримёрки – тонны не переработанных отходов.
Батюшка надо мной просто издевается. Пытается прогнуть. Умом всё понимаю, но всё равно рефлексирую.
– Мы могли отказаться, – замечаю, когда Разин замолкает.
– Нужда и голод погонят в холод, Вер.
Усмехаюсь. Шурик любит пословицы и знает, кажется, все.
Но он прав. Если отказаться – оба останемся без работы.
Краем глаза замечаю знакомую фигуру. Сердце совершает немыслимый кульбит, а рука тянется к волосам на инстинктах.
Не знаю почему…
При Макрисе всегда хочется быть причёсанной и… в лучшем виде.
– Добрый день, – здоровается он с нами, и снимает пальто черного цвета.
Недовольно осматриваю идеально выглаженные брюки, пиджак и белую рубашку под ним.
– Добрый-добрый, – Шурик с интересом поглядывает то на меня, то на грека.
Адриан не пытаясь быть вежливым, усаживается рядом со мной на низкий диванчик и выхватывает из моих рук меню.
– Вы знакомы? – спрашивает Разин, нахмуриваясь.
– Ага, – вздыхаю и поглядываю в окно. – Мой… дядюшка.
Адриан громко усмехается, а широкие плечи резко дёргаются.
– Дядюшка? – оператор неверяще смотрит.
Во время нашего полугодового романа мы с Шуриком ещё не работали вместе, поэтому вряд ли он в курсе.
– Ага, дядюшка, – легко произношу. – Из Греции.
– Из Греции... – повторяет Разин, изучая Макриса, словно музейный экспонат.
Кошусь на Адриана.
Он на мою шалость больше никак не реагирует, задевает взглядом подол юбки и снова становится серьёзным. Если б знала, какую именно участь приберёг для меня генеральный продюсер на сегодня, обязательно бы напялила джинсы.
Увы.
– Ты выбрала? – спрашивает Адриан, кивая на папку в своих руках.
– Ага.
– Официант, – кричит он и поднимает два пальца.
– Овощной салат с говядиной, пожалуйста, – вежливо прошу. – И чай имбирный с лимоном и мёдом.
– Борщ с черным хлебом, – произносит Макрис, убирая меню.
Закатываю глаза от банальности его выбора. Разин заказывает бизнес-ланч – первое, второе и компот, и мы остаемся втроём.
– Я думал, вы постоянно едите греческий салат, – выдаёт Шурик недоверчиво.
– Я ел его на завтрак, – отвечает Адриан невозмутимо и, закинув руку мне за спину, усаживается поудобнее.
Под взглядом зеленых глаз чувствую себя немного скованно, но мой оператор мастерски решает проблему нежелания общаться с бывшим.
– А чем отличаются маслины от оливок?
Опускаю голову, стараясь скрыть улыбку.
– Кроме цвета, конечно, – добавляет Шурик.
Кажется,
он готовит новые вопросы.Макрис тяжело вздыхает. Так, словно встретил беспросветную глупость на своём пути.
– Погугли, – отвечает Разину грубовато.
Резко поворачиваюсь и сканирую идеальные черты лица. От его близости душно становится.
– Шурик очень любознательный, – тихо произношу в защиту коллеги. – И... добрый.
Не обижай его, пожалуйста, – прошу глазами.
Адриан кивает и снова переключается на парня.
– Вы работаете вместе? – спрашивает у него.
– Да. Я оператор.
– Ясно.
Немного отодвигается, позволяя официанту поставить перед ним тарелку борща. Я же пододвигаю к себе салат и с извращённым удовольствием кошусь на количество блюд перед Разиным.
– Вера, – вскрикивает он. – Когда закончится твоя диета?
– Это не диета, – возмущаюсь.
– Пока толстый сохнет, худой сдохнет, – выговаривает Шурик.
Адриан устремляет на меня вопросительный взгляд.
– Даже не вникай, – бормочу.
Коллега же не унимается.
– Это всё твой психиатр. Он абьюзер, я так и знал.
– Олег здесь ни при чём, – мотаю головой, подцепляя на вилку лист салата.
– Психиатр? – усмехается Макрис, а потом... хохочет.
Зло смотрю на него и под столом пихаю его ногу коленкой. Разин тоже подхватывает. У них с моим Олегом взаимная антипатия, видимых причин которой нет. Так бывает.
– Что тут смешного? Хватит ржать, – гневно смотрю то на одного, то на другого.
Бесят. Обычная профессия. Очень даже нужная. Олег лечил мою лучшую подругу, Янку. На неё напал таксист, пытался изнасиловать. В клинике неврозов, куда Яну определил её отец, мы с Олегом и встретились.
– Ты знаешь, что они часто сами с отклонениями? – произносит Шурик. – Я даже видел такого, на медосмотре для военного билета. Вот точь-в-точь твой через пару лет.
– Почему? – нахмуриваюсь.
– Он матерился, стряхивал пепел на меня и цитировал Карла Маркса. Такой же неадекватный.
– Александр, – гаркаю взбешенно.
Он сразу унимается. Знает, что за полным именем, выскользнувшим из моего рта, будет реальная взбучка. Как тогда, когда он случайно удалил запись интервью с директором цирка .
На Адриана не смотрю. Понимаю, что бесполезно.
Клюю носом в тарелку и пытаюсь доесть салат.
– Плохой мужичок, да огородишко, – философски произносит Разин. – Оставлю вас ненадолго, – говорит поднимаясь.
Сжимаю вилку посильнее и пытаюсь сделать вид, что присутствие Макриса меня не беспокоит.
Тело кричит об обратном.
Всё-таки чтобы отпустить человека недостаточно не писать ему и не звонить… Важно ещё не вспоминать. У меня не получалось.
– Ты поговорила со своим психом? – спрашивает Адриан, отодвигая практически нетронутую тарелку.
– Пока нет, – признаюсь.
– Он психиатр, - поправляю.
Крепкая рука с силой ухватывается за мой локоть.
– В смысле, нет? Мы же договаривались.
– Олег на сутках, в клинике. Вечером приедет ко мне, и мы с ним поговорим.